Робин! Робин, ты цел? в голосе пухленькой девушки, с трудом выпутавшейся из синего плаща, накрывшего их, слышался смертельный страх. Локсли потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей воду. Лицо девушки было так знакомо…
А потом воспоминания хлынули, прорвав плотину, и он почти захлебнулся ими. И при взгляде на неподвижно лежащее мощное тело крик застрял у него в горле.
-Гай! О Боже, Гай!!!!!!!!!
Гизборн не двигался, но когда они вдвоем с Амонет попытались перевернуть его, глухо застонал. Жив! Сарацинка плакала от ужаса и жалости, стараясь маленькими ладошками зажать обильно кровоточащую рану на ребрах рыцаря.
Помогите! Джон, Назир… Робин застонал, как стонут над своими кровными.
Робин! Матерь Божья, это правда ты!!!!!!!! Малютка Джон, спотыкаясь, выпал из кустарника.
Амонет положила голову Гизборна себе на колени, пока Робин зажимал рану скомканным плащом. Подошедший Назир быстро осмотрел раненого.
-Похоже, болт скользнул между ребер, слегка раздвинув их и зацепив легкое, – сказал он, поднимаясь с колен. –Нужно перенести его на ровное чистое место. Салям алейкум, Робин!
-Алейкум салям, Наз, – кивнул Локсли. –Помоги мне поднять эту орясину, голова кружится что-то.
-Нет, тебе нельзя вставать, – Амонет силком усадила любимого на землю, с тревогой всматриваясь в посеревшее лицо.
Роберт? тихо поднял на командира взгляд Малютка Джон. Хантингтон, побледневший, но спокойный, стоял, глядя на разворачивающееся действо.
-Отнесите обоих в хижину, – велел он. –Солдаты могут убираться, но их оружие останется у нас.
Потерявшие командира наемники вначале заартачились, но в них были направлены ещё несколько стрел и арбалетов, а дураком никто из них не был. Побросав оружие, они поспешили унести свои драгоценные задницы из леса.
Марион молча проводила взглядом Малютку Джона, который бережно, как дитя, нёс к хижине Робина. Настоящего, живого Робина! Голова его, правда, была залита кровью и пышная сарацинка Амонет бережно поддерживала её.
На плечо легла сильная ладонь. Марион даже не обернулась, слёзы подкатили к горлу. Всколыхнулась вся та боль, что она пережила потеряв Робина. И не только боль. При виде того, как эта маленькая толстуха обнимает голову её мужа…
Я пойду, взгляну, не нужно ли чего… прошептала Марион, отстраняясь от ладони на плече. Но Роберт неожиданно с силой развернул её к себе. Лицо юноши было бледно, а в глазах такая боль, что у женщины замерло сердце.
-Иди, – глухо произнёс Хантингдон. – Но помни, у него есть эта девушка…а у тебя есть…был…я…
Марион тоскливо взглянула вслед трем фигурам, исчезающим за деревьями. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы Хантингдон исчез. Видимо, юный предводитель шервудцев почувствовал это. Отступив на шаг, он взглянул в глаза Марион, словно ища там хоть немного нежности и любви. Но натолкнулся лишь на бездумный взгляд и пустоту.
Я подожду… тихо сказал Роберт, -иди, убедись, что с ним все в порядке…
Робин пришел в себя первым. Голова болела, но не так сильно, как раньше. Гораздо сильнее болело внутри, то, что называется душой. Робин не представлял себе, что делать дальше. Всё забытое ранее вернулось, а то, что было пережито после плена, осталось. И с невыразимым стыдом и болью он вспоминал свою прошлую беспомощность и жалкость, каждое мгновение своего позорного пребывания в Ноттингеме. Издевательское вначале, а позднее искреннее великодушие Гая, в котором оказалось больше света и добра, чем кто-либо мог представить. И Амонет…малышка Амонет, отдававшая ему всю себя. При мысли о ней у Робина заныло сердце. Что он скажет Марион? Как объяснит всё это?
Робин, милый, ты очнулся? ласковые ладошки отерли капли испарины, выступившие на его лицо. Он увидел склоненное над ним личико Амонет, дрожащим губы, полные слёз глазёнки.
-Хвала Аллаху, – прошептала девушка, целуя его руку и орошая своими слезами. –Я уж боялась… Как ты себя чувствуешь, любимый?
Нети…я… он попытался сесть и ему это удалось. –Как там Гай?
-Он очень плох, – грустно ответила Амонет, бросив взгляд на лежащего на тахте в углу рыцаря. Он был уже раздет и укрыт собственным плащом и шкурами .
-Болт от арбалета повредил легкое. Ему трудно дышать и он почти все время без сознания.
-Помоги мне, – Робин оперся о плечи девушки и заставил себя встать. –Я хочу сесть рядом.
Добравшись, наконец , до ложа Гизборна, Робин опустился на его край. Гай был бледен, с посеревшими губами и лицом, на котором застыли крупные капли испарины. Робин с болью смотрел на осунувшееся лицо рыцаря. Сейчас он уже жалел, что память вернулась к нему. Он просто не знал, как вести себя с тем, кто был его врагом, кто спас его от собственных обезумевших наемников, чтобы отомстить самому, а теперь лежал здесь, пожертвовав собой ради них с Амонет.
-Отец…то-есть, я хотела сказать, Назир, – поправилась Амонет. – обработал рану и поставил ребра на место. Но бедному господину очень худо. Прошу, побудь с ним, пока я принесу тебе еды и воды.
Да, конечно…и попроси Назира…подожди… Робин в изумлении уставился на девушку. –Отец? Ты сказала, отец?!
Амонет кивнула.
-Я потом расскажу тебе. Сейчас тебе надо подкрепиться. Ты потерял много крови и надо приготовить питье.
Робин проводил взглядом пышную фигурку. Сердце тяжело устало колотилось в груди. Гай снова застонал, мечась, сбрасывая с себя одеяла. Робин положил руку ему на грудь, второй взял большую ладонь рыцаря. Как ни странно, это успокоило Гизборна. Хрипло вздохнув, он обмяк.