Я все еще помню это чувство.
Маленькая комната, забытая гитара в углу, пол завален коробочками с тенями, помадой, баночками с кремом для лица, какими-то тюбиками и прочей ерундой. И я тоже посреди этого хлама. В левой руке зеркальце, в правой — тушь для ресниц. Извечные друзья любой девушки. С легкостью перебираю эти предметы в своих руках и нахожу подводку для глаз. Приближаю зеркальце к глазам и начинаю медленно проводить тонкую линию вдоль нижнего века. Чувствую, как острый кончик касается легко уязвимой кожи. Немного слезятся глаза, но черная линия все равно ползет идеально ровно, подчеркивая и без того слишком узкие глаза. А, может, именно этого я и добиваюсь?
Вдруг чьи-то тонкие руки обвивают мои плечи, отчего моя рука вздрагивает, и черная линия искривляется и выходит за пределы глаза, почти попадая на скулу.
Оборачиваюсь и вижу тебя. Ты смотришь на меня и по-детски улыбаешься как ни в чем ни бывало.
— Эмми? Черт возьми, из-за тебя все испортила!
— Ой, ну извини, извини, Аллочка! — Ты сильнее обнимаешь меня как провинившийся ребенок, и мне ничего не остается, как оттолкнуть тебя и взять в руки салфетку.
Но ты не обижаешься, знаешь ведь мой резкий характер. Такая уж я, чуть что, как еж выпускаю иглы. Только ты, Эм, всегда была единственной, кто не испугался ко мне прикоснуться, обнять. Даже если мои иглы пронзали тебя насквозь.
Ты самый близкий мне человек, Эм. Но я никогда не скажу тебе этого вслух. Прости.
Стираю салфеткой испорченный макияж, краем глаза замечая твой взгляд.
— Ну, давай, колись. Чего задумала? — говорю я, усмехнувшись.
— Я? Н-ничего… — отводишь взгляд. Странно. — Ну вот, у тебя опять все на полу валяется! Ну как так можно, Ал?
Смотришь на меня укоризненно. Ты как маленькая девочка, примеряющая на себе роль строгой мамочки. Но все равно еще такой ребенок.
— Ты же знаешь, что это моя привычка. Ничего не могу с собой поделать.
Ты вдруг подсаживаешься ко мне поближе, и твои глаза блестят, как будто задумала новую шалость.
— Алла, накрасишь меня?
— Хм-м… Даже не знаю, — протягиваю я, но ты сразу же ведешься на такой очевидный блеф, и на твоем лице отражается грусть. — Одним макияжем тут не отделаешься. Посмотри на свои волосы, как у гоблина.
— Ура! Ал, обожаю тебя! — смеешься, и твои курчавые волосы спутываются еще сильнее.
Беру в руки расческу, и ты расслабляешься, в блаженстве закрываешь глаза. Ты всегда любила, когда тебя расчесывают. Пряди твоих волос мягкие и податливые, легко заплетаются в прическу, принимают любую форму. Совсем не как у меня.
Наизусть помню черты твоего лица и выбираю те цвета, которые сделают твое лицо еще более миловидным. И твои синие глаза действительно становятся ярче, а кожа чуть блестит, как будто светится изнутри. Идеальная форма губ, идеальная форма лица. На самом деле, тебе любой цвет подойдет. Ты об этом знаешь, Эм? Ах, точно. Это ведь всего лишь мои мысли.
— Знаешь, Алла... — говоришь тихо, не смотря в глаза. — Ты всегда такая сильная и уверенная в себе. Честно говоря, я всегда мечтала быть похожей на тебя. — Дурочка, это я всегда хотела быть как ты.
— Что ты такое говоришь, Эм? Я резкая, несдержанная и часто огребаю за это.
— Это... не совсем так, Ал.
Осторожно подкрашиваю ресницы, затем отстраняюсь и критически осматриваю свою работу. Но не могу удержаться от усмешки.
— Алла?
— Ты просто куколка, Эмми.
— Ну блин, не смешно! — хмуришься и тянешься к зеркалу. Но встретившись со своим отражением, замираешь, а потом резко разворачиваешься, и твое лицо уже сияет от счастья.
— Аллочка! — тянешься ко мне, но я вовремя уворачиваюсь. Одних объятий на сегодня уже достаточно.
— Нет, нет, только не это! Кроме того, ты же не хочешь испортить то, над чем я билась целый час!
— Ох, ладно. Извини. — Ты обиженно куксишься, но затем опять смеешься, рассматривая свое отражение.
— Признавайся, давай. Для кого вся эта красота?
— Н-ну… — отводишь взгляд, и твои щеки краснеют. — Ты его не знаешь. Мы только пару недель назад познакомились.