Я застыла от странного чувства. Казалось, будто все мои кости превратились в ледяную воду. Я посмотрела на серебряный венец, мутно поблёскивавший в скудном свете пасмурного солнца.
— Сначала он отбирает у меня королевство, а затем дарит корону.
«Насильно любви не добиться, — говорил Мерлин. — Она должна росой с небес пролиться».
В сущности, я ответила ударом на удар, только моя жестокость не имела под собой ничего человеческого, эгоистичного — злоба ради злобы. И после многонедельного молчания Артур ответил на это предложением мира. Не из слабости и смирения — из мудрости: нельзя, будучи злым, искоренять причинённое зло. Он словно заявлял с присущей ему открытостью и простотой следующее: я люблю тебя, я принимаю твою природу и твои грехи, прими же и ты мои.
— Вы поедете со мной? — спросил Ланселот.
— Нет.
Сначала я думала, что Артур сглупил, не отправив его ко мне прежде остальных. Но теперь я понимала: Ланселот прибыл в нужное, правильное время. И всё же я не могла появиться в Камелоте в его сопровождении. Только не в его.
Я вернула ему венец и слегка наклонила голову, чтобы он мог возложить его на меня.
— Не мне должна быть оказана такая честь, — с сомнением заметил он.
— Во всей Британии не отыщется человека достойнее тебя.
Теперь я носила плащ озёрного рыцаря и драконью корону.
Металлическое кольцо, охватившее мою голову, скользнув по мокрым волосам, медленно опустилось на виски. И вдруг показалось, будто что-то мягко надавило мне на затылок, словно какая-то сила вынуждала меня опустить голову книзу как при поклоне.
Я почувствовала стыд за свои злодеяния, за все-все ужасные дела, что совершала, и непоправимый вред, который я нанесла многим людям не по какой-то причине, а только потому что могла это сделать. Мерлин учил меня всячески подавлять в себе пустое страдание, потому что страдание было моей слабостью. Моей самой человеческой чертой, подумала я. Я страдала, потому что моя вечная жизнь походила на подглядывание в дверную щель. Другие жизни плыли мимо меня, словно сонные рыбы. И все они куда-то да приплывали, а я нет. Моя история не имела ни начала, ни завершения. Сколько бы чужих жизней мы с Мерлином не прожили, сколько бы историй ни собрали в своих тайниках, всё равно ни одному из нас никогда не стоять выше обычного человека. Только то, что неотвратимо стремилось к своему завершению, было обременено смыслом. От вечного существования истончалась душа.
Много-много дней спустя я стояла на берегу. Вода смолкла до весны, вокруг было безупречно тихо. Никаких звуков не доносилось до меня, я была слишком далеко. Небо казалось огромным и эмалево-синим от лунного света. Несложно было представить, что одно-единственное существо занимало тут самое незначительное место.
Озеро смотрело на меня с укором.
Сегодня, думала я. К ночи выпадет первый снег. Тёмная земля напудрит лицо, воздух будет звенеть от мороза.
Когда я вернулась в пристройку у таверны, где мы жили, свет был уже потушен, со второго этажа не доносилось ни звука. Я не стала раздеваться, только сбросила с себя тяжёлые грузные ботинки и залезла под одеяло. Дверь осталась открытой, я не заперла её на засов, а подперла ящиком с котелками. Понадобится всего один удар средней силы для того, чтобы оказаться внутри.
Засыпая, разомлев от тепла, я вспомнила про любимую сказку старухи Алерты о девушке, которая забыла запереть дверь на ночь. Иногда какая-нибудь сиротка из приюта обязательно интересовалась дальнейшей судьбой бедняжки. Всё-таки интересно было узнать, что сделал с ней разбойник, похитивший её. Одна догадка была страшнее другой: продал в рабство, взял силой, искалечил, убил или…