Возглавлял толпу крестьян с дрекольем седой мужик чуть более чем средних лет, подпираемый двумя детинушками ростом почти с Фабриса. Взгляд предводителя этого «стихийного восстания крестьянства» мне сразу не понравился. Да и после взгляда на запись имени сего персонажа мое мнение о нем ничуть не улучшилось. «Ефим Жлобный». И прозвище то ли от «злобы», то ли от «жлобства», а скорее всего — совмещало в себе оба понятия. Нет, такой самолет — не полетит. И такой староста мне в моей деревне — не нужен.
— Уходь, поганый! — начал впечатляющую речь староста. — Нету тут для тебя ни дани, ни девок!
— Я — новый хозяин этих земель, — не то, чтобы слова еще были нужны…. Но раз уж взялся отыгрывать роль — надо продолжать.
— А плевать! — заявил Жлобный, чувствуя за спиной поддержку своих сыновей… правда, остальной народ как-то не спешил поддержать его притязания. «Народ безмолвствует» — очень и очень нехороший признак для того, кто хочет считать себя над этим самым народом властью. — Прежний хузяин был чернохнижником, и новохо таке жо подобрал! Вот ужо прознает Анператор!
Тут крестьянин был даже в чем-то прав. Когда Император Грифон узнает о смене хозяина в домене — он будет… недоволен. Но есть более чем шанс, что к тому времени я уже успею закрепиться, а бросать свою гвардию, или, хотя бы сильных герцогов на отвоевание мелкого домена где-то у хвоста Великого Змея [6] — будет «несколько несвоевременно».
— Бунтовать?! — медленно и грозно спросил я.
Да, я осознанно шел на обострение. Видно было, что староста уже успел почувствовать себя эдаким самовластным царьком, и любой ущемление этой воображаемой власти будет им воспринято в штыки.
— Да чуго там базарить?! — взвыл тот из парней, что был слева от уже почти что бывшего старосты. — Бей його, робяты!
Они уже начали неторопливо и тяжеловесно набирать разгон в мою сторону, когда я протянул к толпе крозиус и закончил плетение заклятия «Глас Древнего врага». И с некоторым удивлением обнаружил, что мораль бунтовщиков упала даже не на одну, а сразу на две единицы. Оглянувшись, я увидел, как Пьен опускает руки, сложенные в удивительно знакомый жест активации того же заклятья.
— Фабрис! — выдохнул я.
— Ай-ай, м’лорд! — ответил оборотень и радостно, и предвкушающе взвыл.
Края набегающей толпы почти не подпали под вой, и уж подавно оказались вне зоны действия заклятий. Они просто остановились. Зато центру досталось по полной. Роняя дубье и вилы, а частенько — и выскакивая из безнадежно и необратимо изгаженных штанов, крестьяне кинулись наутек. Устояли только два сына старосты, продолжая приближаться. Наверное, им казалось, что они мчатся, как ветер, а их топоры — просто размываются от скорости. Но мне-то было видно, что они еле ползут.
Я кивнул вопросительно оглянувшемуся Фабрису, указывая крозиусом на правого. Левую же руку я сжал в кулак, оттопырив три пальца.
Шаг. Еще шаг…. Оборотень уже преодолел больше половины расстояния до жертвы, которая, по некоторой неторопливости мышления все еще считала себя охотником. Поднятый щит отклонил в сторону неуклюжий, крестьянский удар топора сверху вниз, а оружие младшего вождя орков с хрустом вошло бунтовщику в ногу под коленом. Закричавший от боли крестьянин упал, а оборотень схватил его за волосы, и под взглядом остолбеневших мятежников, вторым ударом снес ему голову, и вздернул ее ввысь, еще больше роняя и без того невысокий боевой дух тех, кто еще не нашел в себе достаточно сил, чтобы бежать.
Все это заняло гораздо меньше времени, чем ушло на то, чтобы описать эту маленькую трагедию. В сущности, второй сын старосты еще не успел осознать поражения и гибели брата. Да я почти уверен, что он ее даже и не видел, с хриплым рыком надвигаясь на меня. Я опустил руку, тремя отогнутыми пальцами указывая на него, в уверенности, что Юкио поймет меня правильно. И она поняла. Три Стрелы Хаоса ударили в грудь крестьянина, махом снимая его невеликий запас жизни. Честно говоря, есть шанс, что хватило бы и одной. Но я решил перестраховаться.