От этих слов Эрика прошило разрядом ярости, руки сами собой сжались в кулаки. «Она ведет себя так, словно это я неправ… словно она ничего не сделала!» Его затопил приступ гнева — черного и ослепляющего, — блокируя все, кроме зла, которое ему причинили в жизни, кроме зла, которое ему причинила Брилл. Шагнув вперед, он ткнул пальцем, сунув его прямо ей под нос; в утреннем свете его глаза сверкнули синим пламенем.
— Как будто ты не знаешь, почему я не написал! — прошипел Эрик и снова спрятал руку под плащом, заметив, что та дрожит.
Переваривая его высказывание, Брилл на секунду смутилась:
— Извини, но я понятия не имею, на что ты намекаешь.
Фыркнув, Эрик криво усмехнулся:
— О, ну конечно… ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем я говорю. Видимо, женщины всегда очень удачно забывают свои собственные проступки.
Не испугавшись ни его фальшиво-высокомерной позы, ни мрачного выражения, Брилл протянула руку, словно хотела дотронуться до его.
— Эрик, пожалуйста, скажи мне, что не так…
Отдернув плечо, чтобы уйти от прикосновения, Эрик подавил подсознательную жажду, изнывая по простому человеческому контакту, который обещала ее протянутая рука. Он скучал по этому, по прикосновению и единению, которое привык ощущать в семействе Донованов. Это напоминало отказ от сильного наркотика. И из-за того, что он так отчаянно хотел тоже протянуть руку и сжать пальцы вокруг ее руки, Эрик отодвинулся еще дальше, внезапно осознав, насколько реальную угрозу его рассудку представляет собой Брилл.
После его бегства та безвольно уронила руку вдоль тела, на ее лице промелькнула досада, и она уставилась взглядом в пол. Затем она нервно дернулась, чтобы покрутить обручальное кольцо вокруг пальца, но остановилась, коснувшись вместо него обнаженной кожи. Застыв, Эрик сообразил, что простого золотого колечка, которое Брилл носила на протяжении всего их знакомства, больше нет. «Бога ради… она же носила эту вещь как религиозную святыню. Наверное, избавилась от нее, когда решила выйти замуж за Эндрю».
Погруженный в свои мысли, Эрик не заметил, как вновь изменилось выражение Брилл.
— Что ты делаешь тут, наверху? — подозрительно спросила она — изменился даже язык ее тела: как будто она разговаривала с незнакомцем.
Захваченный врасплох резкой сменой направления вопросов, Эрик пару мгновений пытался сообразить, что она говорит, но когда в серых глазах Брилл отразилось растущее недоверие, его омыло волной облегчения. Перед лицом этой сдержанной враждебности было куда легче забыть, каким слабым его сделало ее горе. Эрик был рад, что теперь в ее проникающих в самую душу глазах зажегся огонек гнева. Этот гнев затуманил зеркало ее взгляда, позволив ему не чувствовать себя настолько открытым, как будто Брилл видела насквозь его блеф.
— Что ты делаешь тут наверху, Эрик? — с нажимом повторила она, когда он не ответил.
Прищурившись, Эрик оскалился, обнажив белые зубы, желая увидеть на красивом лице Брилл тот знакомый проблеск страха, который он обычно вызывал в других людях.
— Занимайтесь своим делом, мадам. Людям не следует вмешиваться в дела других. Особенно когда они хотят оставаться в тени.
Он намеренно затронул единственную тему, которая могла бы взвинтить ее тревогу до небес. За те часы, что он провел, наблюдая за Брилл с момента ее появления, Эрик пришел к выводу, что ее присутствие в Опере не вполне добровольно. Что-то произошло после того, как он уехал — что-то, вынудившее ее скрываться. Он видел покрывавшие ее лицо синяки, когда она только пришла, и не нужно было быть гением, чтобы сообразить, что она каким-то образом взяла на себя слишком много в отношениях с новым женихом. Когда Эрик впервые заметил ее избитое лицо, его разум затуманило неожиданное беспокойство, но теперь он был уверен, что она, скорее всего, заслужила все, что с ней приключилось.