- Здесь ведь открытый микрофон? – обратился он с плотоядной улыбкой от самой стойки.
- Смотря, какая из этих двух бутылок для меня, - улыбнулась певица.
- Стаут, - не моргнув ни глазом, ответил Волк. Коту оставалось только удивленно присвистнуть. Виктор покраснел так, что от его ушей можно было зажигать факелы.
Ну-ка, посмотрим, что он заигра…
- Это дьявол ждет под твоими дверьми… - начал Волк каким-то не своим, прокуренным голосом.
Ник Кейв и его «Любовник»! Да Волк и вправду обезумел!
Дуэт вышел замечательный. Два случайных человека в случайном городе во власти его величества случая нашли друг друга на пять минут странной песни одного странного австралийца. Даже Виктор преодолел все девять кругов своего адского смущения и поднял глаза на сцену, чего уж говорить о байкерах. Пять минут длилась вакханалия с разбором по буквам слова LOVERMANи распитием отличнейшего пива. Баюн снова посмотрел на юношу и понял, для чего Волк в действительно поднимался на сцену: парнишку начало отпускать. Он начал прикладываться к стакану, смотреть по сторонам, неуверенно улыбнулся рыжеволосой чаровнице на сцене.
Когда музыка стихла а стаканы опустели, а Волк с певицей обменялись ничего не значащими поцелуями щечку, Баюн поднялся с места.- Как я понимаю, тебе завтра на занятия?
- Да, - Виктор кивнул. – Я не хочу пропускать. Институт могут закрыть в люоой день, и он стал мне домом. Если его закроют, меня просто не станет.
- Это в тебе говорит пиво, ничего страшного не произойдет. – подошедший сзади Волк хлопнул парня по плечу. Глаза светились ровным мягкимянтарным светом, что, как приметил Баюн, означало, что в это мгновение он счастлив. – Пошли на улицу, и поверь, эти мысли развеются с первыми лучами октябрьского солнца.
Ноуже в дверях Волк замер, как вкопанный, преградив рукой дорогу Баюну и Виктору. Остальные не обратили на них никакого внимания, поглощенные музыкой и пивом, и не заметили, что рука, преградившая дорогу двум посетителям, вдруг обзавелась когтями по три дюйма длиной, а глаза недавно певшего Ника Кейва посетителя загорелись совсем не добрым огнем. Он начал медленно подниматься наверх. За грохотом гитар и барабанов бармен Карл не расслышал, как захрустело битое стекло под ногами лучших визитеров на его памяти.
Окно над спуском в подвал было разбито. Манекена не было. Зеленый свет неоновой лампы оседал каплями крови на осколках витрины. Волк медленно начал подниматься выше, заподазривая самое худшее.
Все уличные фонари горели фиолетовым огнем. Небо приобрело фиолетовый оттенок, а луна снова налилась всеми оттенками всех видов крови, какая только может течь по жилам человека. Все это давало иллюзию того, что город погрузился в мир мертвых, вот только на улицах были люди. Разодетые по последней моде девятнадцатого века, в изящных платьях, шляпка, веерах, они гуляли под ручку, вели светские беседы безмолвными губами, а прямо пред ними юноша в сюртуке целовал в поклоне ручку барышне, кокетливо закрывавшей лицо веером с золотыми крылатыми змеями. В магниевой вспышке стоявшего рядом фотографа лицо юноши на мгновение растворилось, продемонстрировав ошарашенной троице черепную коробку несчастного с развороченным виском, налипшими на кости рыжеватыми волосками и начисто снесенной крышкой черепа. Пройдя чуть дальше, они оказались на городской площади, освещенной такими же фиолетовыми фонарями. В абсолютной тишине и в идеальной синхронности кружились пары. Сквозь шорох платьев и стук каблуков Волк услышал еще один звук: звон фарфора. То танцевали манекены.