Я попыталась опереться на ладони. Но, раненые руки пронзила такая жуткая боль, что я, со стоном, снова, оказалась на полу.
— Я не могу! — озвучила я очевидное. — Слишком больно!
— Будет ещё больнее, Амелия, если ты этого не сделаешь! — с яростью произнёс Джек.
Я ему поверила сразу. Поэтому, буквально скуля от боли, едва не теряя сознание от неё, я, медленно-медленно, поползла к Джеку. Каждое движение давалось через силу, через какие-то невообразимые усилия… А я ползла и с ужасом ждала того момента, когда приближусь к Смеющемуся Джеку. Было так страшно… Было так противно от себя самой… На что я иду, чтобы не мучиться? Я согласна на положение домашнего животного? Я согласна пить кровь своей семьи? Согласна унизиться? Да. Да — на любой из этих пунктов. Вот такая я трусиха. Вот такое я жалкое создание. Отвращение… это единственное чувство, которое можно испытывать к себе, верно? Верно. Хотя, по большому счёту, такое чувство к себе может испытывать, лишь, человек. А я человек? У меня были большие сомнения на этот счёт. Можно ли назвать человеком существо, которое, запросто, загрызло девочку… Существо, которое убило родных для себя людей… Существо, которое, с лёгкостью, пытало сверстников… Нет… это существо уже не человек. И имя оно не заслуживает.
Я, каким-то чудом, всё-таки, смогла доползти до ног Смеющегося Джека. Оставалось сделать совсем немного — попросить прощения. Как просят его собаки. Я подняла голову. Окровавленная рука Джека была почти напротив моего лица. Надо было только наклониться вперёд и… слизнуть капли крови. Только и всего. Ведь, это такой пустяк! Это так просто! Просто, ведь? Просто… Легко… «Давай, ты можешь это сделать! — попыталась я заняться самовнушением. — Это просто! Дел-то, всего, на минуту!». Но… это мне, нисколько, не помогло. Простым это не казалось.
— Амелия, я жду ещё пару секунд и всё! — предупредил клоун. — По истечении этого времени тебе уже ничто не поможет!
Терпение у Джека закончилось. Больше у меня не было времени на самовнушение, раздумья, страх и сомнения… Я чуть наклонилась вперёд, всё также стоя на четвереньках, обнажённая, опираясь на раненые ладони. Представив себя сейчас со стороны… По хорошему, мне бы провалиться от стыда и унижения, а потом наложить на себя руки. Но… вместо этого, мои губы потянулись к рукам Джека… мой язык скользнул по его коже, слизывая самую крохотную капельку крови, из всех возможных… Я не знаю, чья именно это была кровь. Сдаётся мне, что не одного человека. Да и это не так уж и важно. Важно было другое… Несмотря на то, что я пыталась абстрагироваться от всего происходящего, я не смогла не заметить одну деталь. Эта кровь… Эта капля крови, каким-то непостижимым образом, была ещё тёплой! Тёплая кровь на холодной, почти ледяной, коже Джека! Это кровь человека, который, буквально, минуту назад был жив! Возможно, даже, что это была кровь Жозефа… Я почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. От мыслей, что я пью, ещё не остывшую, кровь человека, который заменил мне отца… Что я лижу руки его убийце… Мне стало ещё хуже. Хотя, куда уж тут хуже-то? Но, продолжать начатое…
— Я… не могу, — своим осипшим голосом произнесла я.
— Ты знаешь, Амелия, что я с тобой сделаю, если ты не сможешь!
— Знаю… Но, Джек… Эта кровь… Она ещё даже не остыла! Я не могу!.. Прошу, не заставляй меня!..
Когти Джека вцепились в мой подбородок, раздирая кожу на лице и размазывая на нём кровь:
— Ты сделаешь это, Амелия! А иначе… иначе, тебе будет очень и очень плохо!
Клоун отпустил меня, а я, давясь слезами, борясь с тошнотой… выполнила то, что он хотел. Ломая себя… Уничтожая… Забывая про свою человечность… Забывая про любую привязанность и любовь… Оставляя в своей жизни только Смеющегося Джека… Я лизала его руки… Я пила кровь своей семьи… Я ненавидела себя! Но, вместе с тем, я… испытывала облегчение. Да, я испытывала облегчение от мысли, что меня больше не будут насиловать… Что меня больше не будут называть «Амелией»… Что Джек перестанет на меня злиться… Плевать, что, при этом, меня тошнило, рыдания застревали в горле, а боль была настолько сильной, что если бы не моя связь с Джеком, я, вполне, могла умереть от болевого шока! И эта собачья унизительная поза… Это животное поведение, с просьбой о прощении… Этот вкус крови во рту… Даже это не помешало мне ощутить, своего рода… спокойствие? Может, это бред больного разума — успокоиться от всего этого кошмара? Может быть. Мне, вдруг, захотелось снять с себя любую ответственность — за свои действия, за свои поступки!.. Чтобы не отвечать за всё это! Чтобы всё это решал Джек! Скажете, что он и так всё решает? Да, но… до этого момента я держала в себе некую иллюзию свободы. Иллюзию свободы выбора. И расставаться с ней не хотела. А теперь… теперь я не просто хотела с ней расстаться — я хотела её уничтожить. Чтобы её не было. Чтобы больше ни на что не надеяться. Чтобы отдать свою волю Смеющемуся Джеку…
Я позволила себе посмотреть на Джека только тогда, когда крови на его руках больше не осталось. Я боялась, заглядывая ему в глаза, что, вновь, увижу злость, но… Джек довольно ухмылялся.
— Ты… ты больше не злишься? — тихо, едва слышно, спросила я. — Ты… больше не будешь называть меня «Амелией», правда?
— Не злюсь, моя милая! — рука клоуна опустилась на мою голову, ласково поглаживая. — И «Амелией» называть не буду! Но… как же мне тогда тебя называть, а?
Я пожала плечами. Я была согласна на любую кличку, лишь бы, она не имела ничего общего с моим прошлым именем. А слёзы, как ни странно, высохли быстро. И тошнота прошла… Это признак того, что я восприняла всё настолько просто? Вряд ли. Скорее, это было одно из моих психических отклонений: невозможно всё воспринять, как должное, так быстро, после таких переживаний.
— Давай-ка я назову тебя Монстром! — радостно провозгласил Джек. — По-моему, отличная кличка для сумасшедшей собаки!