Сидни задумчиво провела рукой по волосам.
— Это всё очень странно, — наконец, вынесла она свой вердикт. — Почему она знала, что случится что-то плохое?
Я вздёрнул плечами.
— Понятия не имею. Но её жалко было в тот момент. Так не сыграешь. Ей реально плохо было.
Сид подняла с пола свою кофту и натянула её на себя. Начала застёгивать пуговицы. Пальцы у неё едва заметно подрагивали, но я это замечал.
— Помочь?
Отрицательно помотала головой.
— Тебе не кажется, что она что-то скрывает? — Спросила. Встала, запрыгнула в джинсы. — Помнишь, Ал что-то пытался сказать…
Натягиваю футболку.
— Помню.
Встаю, разбираюсь со своими брюками. А сам взгляда от Сидни не отрываю.
— Она наверняка имеет ко всему происходящему какое-то отношение, — медленно произносит, подходя к столу. Копается на нём, ищет что-то. Наконец, находит. И протягивает бумажку мне.
«Не стоит бояться, но стоит молиться. Самое страшное ещё впереди.»
— Это её почерк? — с нажимом на каждом слове спрашивает она. Я вглядываюсь в буквы. Воспроизвожу в памяти виденные мной конспекты Бриджет.
И меня словно током пронзает.
Буквы очень и очень похожи на то, что я видел раньше.
— Вполне вероятно, — только и осмеливаюсь сказать я.
Мы молчим. На сей раз — от неожиданности и растерянности.
Переглядываемся. Снова смотрим на записку. Вертим её так и сяк, словно надеясь, что это очередная иллюзия.
И решаем: надо ехать к ней.
***
Интересно, Фиби Моррисон хоть когда-нибудь покидает этот дом?
Она встретила нас и даже не спросила, кто мы, зачем мы здесь, почему. А мы сразу стали мотать себе на ус. Все её странности, включая манию к рисованию, не давали нам покоя.
Постучалась в комнату Сидни. Мы подумали, что если к ней ломиться начну я, то это будет более некрасиво, чем если этим займётся Сид. Логики особой нет, но, если так задуматься, логики сейчас вообще нигде нет.
Бри открыла нам дверь спустя несколько секунд. Вид у неё был не ахти: волосы растрепанны, глаза опухли от слёз, губы пересохли. На шее виднелся след от попытки её задушить.
Мы прошли в комнату, присели. Бриджет закрыла дверь, подошла к зеркалу, не понимая, как же начать разговор.
— У тебя на шее, — Сидни не закончила фразу.
— Я знаю, — спокойно сказал Бри. — Меня душили. Мне незачем это скрывать.
И с этим трудно не согласиться.
— Мы хотели поговорить по поводу сегодняшнего. И вчерашнего. — Я прочистил горло. На самом деле, говорить ей это сейчас было как-то неловко. Обвинять её в чём-то после всего того, что ей довелось пережить, не хотелось.
Она развернулась. Присела на свою кровать.
— А что тут говорить? — хмыкнула она. — Я боялась. Из страха родилось предчувствие. Мания преследования, паранойя. Какое хотите этому определение дать, такое и выбирайте.
— Что имел в виду Ал? — не обращая внимания на её слова, поинтересовалась Сид. — Что он такое знает, чего не знаем мы?
Бриджет отвела взгляд. Подняла голову вверх, словно загоняя слёзы туда, откуда они решили выкатиться. Нервно засмеялась.
— О моей неуравновешенности и несправедливом отношении к самой себе, — хрипло ответила она. — Он знает мою тайну. Он знает, как я себя изматывала, когда у меня ничего не получалось.
Она резко задрала рукава и вытянула руки.
— Смотрите. Смейтесь. Наслаждайтесь. — Каждое слово звучало как вспрыскивание яда в нашу сторону. Как будто она вонзалась в нас ядовитыми клыками, стремясь защитить себя и свой секрет. Который теперь открывала нам.
Руки Бри были испещрены мелкими шрамиками. И на стороне вен, и с другой стороны, и на запястьях, и недалеко от локтей. Всюду.
Я поражённо смотрел на них. Потом посмотрел ей в лицо.
— Кто, как и зачем? — задал я сразу три главных вопроса, вертевшихся на языке.
— Я сама, — легко ответила она. — На память. Ножницами, ножом, лезвиями. Что под руку попадалось, то и становилось моим оружием против самой себя.
— Бри, но ты ведь и так лучше всех, — непонимающе проговорила Сидни.