Подошедший Картер шепотом выругался.
-По губам надаю, – мрачно произнес Дайсон, – бери пример с Хоггарт младшей.
-Ты её и отшлепать можешь, – криво улыбнулся Николас, – а меня не трожь.
-Угу, пусть тебя Тайлер воспитывает, или ты его, кто у вас в парочке сверху?
-Эммм… – протянул Николас.
-Не стесняйся, – пропыхтел Патрик, переворачивая труп обратно на спину, – все свои, все знают.
-Что значит все знают?
-Ну, я, Кайл, теперь и Тринити.
Картер повернулся к стажерке и наткнулся взглядом на огромные темные глаза девушки.
-Вы че, парочка? – одними губами спросила Хоггарт младшая.
Николас чуть дернул плечом и отвернулся.
-Будешь болтать - язык вырву.
-И поджаришь, – тихо хихикнула пришедшая в себя девушка.
Тонкий намек на каннибала тупой пилой прошелся по оголенным нервам. Картера передернуло: вспоминать то, что произошло ночью, было неприятно.
-Бедный Адам, – пробормотал Патрик. – Знаете, а ведь горло ему разрезали очень точно. Вот только было одновременно нанесено сразу три глубоких пореза и четвертый менее тяжкий. Такое чувство, будто его полоснули четырьмя лезвиями одновременно, при этом они располагались неравномерно на орудие убийства.
-У тебя были подобные трупы? – поинтересовалась Тринити.
-Нет, ни разу не встречал, мне нужно более детально все осмотреть, чтобы узнать, каким оружием он был убит. Пусть тело перевезут в морг, а я уже займусь им.
Тело закрыли в мешок и быстро погрузили в машину. Сняли желтую ленту, полицейские разъехались, и на улицу вышел дворник со шлангом в руках.
Махнув своему помощнику, чтобы тот открыл воду, мужчина смыл все следы преступления, в том числе незамеченную полицейскими запонку.
Папа вернулся домой. Уставший, но неизменно улыбающийся. Сбегаю по широкой лестнице и тут же оказываюсь подхвачен на руки.
-Опять без тапочек бегаешь? Уже зима скоро, привыкай обуваться, – укоризненно произносит отец.
Смущенно улыбаюсь и обнимаю его за шею. Папа самый лучший, правда, я пока не называю его так, боюсь, что ему будет неприятно.
Мы идем в гостиную. Мне там нравится больше всего. Огромные окна выходят на красивый сад. Все отделано деревом, и в одной из стен сделан камин.
Рядом с ним, на ковре, очень удобно играть, пока отец музицирует или пьет чай.
Он сажает меня на диван и достает из кармана небольшую коробочку.
Нетерпеливо ерзаю, но не спешу тянуть руки. Несмотря на то, как папа ко мне относится, мне страшно. Мне кажется, что он станет плохим.
Нет. Коробочка в моих руках, и я осторожно снимаю шуршащую упаковку. В моих руках оказывается бархатный мешочек на завязках.
Тяну веревочки в стороны и на колени выскальзывает перстень на цепочке.
-Пока твои пальцы слишком малы, чтобы носить его, поэтому, я приобрел цепочку, – голос папы как всегда полон нежности, – перстень наследника рода Де Лука. Когда-то его носил я, а до меня многие поколения предков.
Дрожащими пальцами обхватываю тяжелое серебряное кольцо с непонятным рисунком.
-Это наш герб, – отец проводит указательным пальцем по рисунку, – две скрещенные сабли и свернутый кнут у их рукоятей. (приношу свои извинения, но я разбираюсь в геральдике, как свинья в апельсинах)
Пытаюсь одеть на палец, но папа осторожно снимает цепочку и только потом одевает перстень на средний палец левой руки.
-Запомни, вот это выступ, – отец указывает на небольшой отросток серебра от круга, – должен быть обращен от тебя. Ни в коем случае не к себе.