Тьма подступает всё ближе, возбужденная в предчувствии скорой жертвы. И я не заставляю себя ждать, замахиваясь для одного последнего удара. В тот же миг кто-то ловит мою руку. Кто-то знакомый мне. Я прищуриваюсь, пытаясь отогнать тьму и разглядеть его лицо. Слышу где-то на краю сознания страдальческий рев Истинного дракона. Полнолуние наступило, развеялось наваждение, отступила тьма, вновь запечатывая своего повелителя и открывая мне вид на холодные глаза некроманта. Подле нас больше нет тьмы. Лишь одна ледяная вода.
Димитрий уверенно тянет меня вверх, к поверхности, и я послушно следую за ним. Видна поверхность. Распахнув свои крылья, он вылетает из озера, крепко прижимая меня к себе. Я дрожу от холода и осознания того, что только что делала. Гляжу на место побоища и обессилено вскрикиваю. Ибрис повержен. Ошметки его растерзанного тела украсили собой все стены и потолок пещеры. Мертва и моя бабушка. Её хрупкое старое тело светлой песчинкой выделяется на фоне черной крови сына Истинного дракона.
Не обращая внимания на слабость и боль, я выдираюсь из цепкой хватки некроманта и бегу туда, к бабушке. Плачу и кричу, как маленький ребёнок, склонившись над её бездыханным телом. Заглядываю в широко распахнутые, остекленевшие глаза, поднимаю за голову и стираю засохший на её губах кровавый потек.
Она холодна, как та вода из озера. Я прижимаюсь к её лбу, шепчу какую-то чушь. Оборачиваюсь, пытаясь отыскать некроманта. Он стоит рядом, сгорбившись и опустив свои клинки.
— Димитрий, прошу тебя! Помоги мне! — я смотрю на него пристально и тут же, смутившись, отвожу взгляд. Его лицо стало ещё страшнее, чем было до этого — вся его кожа на лице и шее стала сплошным ожогом, сгорели и его густые волосы. И от его вида меня передергивает. Он выжил, но навсегда оказался покалечен, изуродован. Вряд ли его кожа когда-либо полностью восстановится, а волосы заново отрастут. Черный огонь выжигает всё до основания. Не смог выжечь он только яркого оттенка его глаз, мерцающих безумным гелиотроповым пламенем.
Он смотрит на меня долго и пристально. Он всё понял, подойдя ко мне и склонившись над телом бабушки.
— Нет, — как приговор, прозвучал его холодный ответ.
В тот момент земля уходит у меня из-под ног. Я не кричу и не ругаюсь. Лишь смотрю на него. В уставшей душе нет места гневу или же злости. Есть лишь отчаяние утопающего, видящего недосягаемую помощь.
— Димитий, ты же некромант! — в отчаянии шепчу я, падая перед ним на колени и с мольбой вглядываясь в его каменное лицо. — Ты же можешь оживить её! У тебя есть серп возрождения…
— Ее душа выгорела без остатка, Агния, — припечатывает меня к земле его спокойный ответ. — Призванная из небытия сущность уже не будет твоей бабушкой. Некроманту не под силу вернуть душу, которой уже нет.
Я долго и пристально вглядываюсь в его лицо. Он спокоен и холоден. Он не чувствует отчаяния, ему не ведомо чувство жалости. Его не интересуют жизни людей, он далек от сострадания.
И в тот момент я ясно поняла, что ненавижу его. Ненавижу за своё бессилие и за эту потустороннюю холодность. И в то же время понимаю, что он прав. Понимаю, что он не может вернуть мне бабушку. Но всё равно ненавижу, понимая, что в этот раз совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Ненависть гложет похуже чёрного пламени. И Димитрий это замечает. Некромант отлично чувствует сильные отрицательные эмоции и в какой-то момент я ловлю в его глазах искорку грусти. Но он быстро берет себя в руки и встает.
— Ты можешь меня ненавидеть, Агния, — прошептал он, опустив свои крылья. В тот же миг эти кости осыпались прахом у его ног. — Пусть твоя ненависть даст тебе силы жить дальше.
Он не сказал больше ни слова, медленно уходя. Не обернулся ни разу, исчезая.
Комментарий к История десятая: о злодеях, самоотверженности и непроходимой глупости