Об армейских нравах в Солнечном сочиняли целые легенды. И мужеложество там занимало лидирующие позиции. Ходили слухи, что пользуясь неограниченной властью и безнаказанностью, многие командиры делали из рекрутов своих фаворитов, унижали их всеми мыслимыми и немыслимыми способами, давая взамен некоторое подобие привилегий. Естественно, что Солоха, как и многие селяне не верила в эти байки. Она знала, что армия — место суровое, но никак не могла вообразить, чтобы там происходили подобные подлости. А потому откровения Мая ее сначала просто испугали.
— Почему ты рассказываешь это мне? — не удержавшись, прошептала она. Слишком уж необычными были эти откровения, особенно в лице такого, с виду независимого оборотня как Май.
— Потому что терпеть воспоминания об этой боли унижения и ненависти, у меня просто больше нет сил. Знаешь, ведь пока я валялся в беспамятстве, я успел заново прожить все это. Встретиться со всеми давно забытыми кошмарами своей молодости. Я просто хочу исповедоваться. Чтобы окончательно оставить в прошлом и мое грешное детство и юность, — неожиданно печально ответил оборотень. Девушке даже почудилось, будто бы она увидела слезы, блеснувшие в его глазах. Немного промолчав и собираясь с духом, оборотень продолжил: — Мою вину не смогли доказать и отстали. Я стал уже стар и потаскан для других командиров, а потому перестал быть фаворитом и последние три года провел как рядовой рекрут. Но тогда я уже вошел в силу как оборотень и смог стерпеть. После прохождения службы я надеялся, что барон забудет обо мне, и я смогу уехать и жить спокойно, где-нибудь далеко за Пресным Морем. Но после службы меня буквально под расписку сдали обратно в пользование барону. Видимо, он все же опасался меня, потому хотел держать ближе к себе. Дома я и познакомился с Самаэлем, а так же его верной шавкой — Клариссой. Эта хитрая бестия вскружила голову моему отцу и быстро выведала его секрет. Естественно, после этого у Самаэля были развязаны руки. Правда, чутье мне подсказывает, что не стал бы этот хитрец ехать в такую даль, чтобы просто разрушить баронство. Он явно искал что-то важное, какую-то очень важную вещь, или информацию… — Май ненадолго смолк. А Солоха смогла выкроить еще пару секунд, чтобы переварить все услышанное.
— В тот памятный день меня как раз отправили в деревню на подмогу к остальным деревенским валить лес, — продолжил манул. — Когда же до меня дошли слухи о казни Даксталь, я не поверил и побежал домой. Представь себе мой страх и злость, когда я увидел, как бывшие слуги барона грабят мой дом, тащат на пиках головы матери, барона и младших детей! Да, я не любил Лендларха и много раз представлял себе, как убью и займу его место. Но тогда, глядя на его беспомощно насаженную на пику окровавленную волчью морду, я понял, что прощаю его, прощаю и свою гулящую мать, а вот людей, разграбивших и уничтоживших замок и род Даксталь не прощу никогда. Я загорелся желанием мести, причем я пожелал убить не только самого Самеля, но и всю его семью. После я надеялся-таки покинуть Ансткое княжество. А потому бежал в Столицу. У меня не было ни денег, ни еды, ни одежды, а потому я решил путешествовать в кошачьем обличье. Я не рассчитал своих сил. Страх и паника, завладевшая моей душой ослабили человеческое и усилили звериное. Манул взял верх надо мной, и я попался твоему отцу, когда оголодалый полез в его телегу воровать соленья.
Солоха не нашлась что ответить. В один момент на нее свалилось слишком много информации, о которой она могла только догадываться все это время. Ей оставалось только посочувствовать Маю. Вся его жизнь была лишь сплошной борьбой, а потому не удивительно, что он так ненавидит людей. Наверное, он и оборотней ненавидит тоже. В любом случае поводов любить людей или нечесть Маю никто не давал.
А еще Солоху очень заинтересовало, кем же была та самая ведьма-спасительница. Какой-то настойчивый голос где-то внутри намекал, что с ведьмой этой селянка уже знакома.
— Ту ведьму часом не звали Матреной? — после недолгих раздумий спросила девушка.
— Твоей интуиции стоит отдать должное, — ответил оборотень.
— Ты говорил, что задолжал ей что-то.
— Уже нет. Я медленно, но верно отдаю свой долг.
Солоха озадаченно нахмурилась, исподтишка глядя на откровенно ухмыляющегося оборотня. Ее невольно посетило чувство, что она играет с ним в «угадайку». Впрочем, девушке и самой было интересно узнать, как же Май отдает долг Матрене. Она-то в их последнюю встречу ничего такого не услышала
« Если он все еще отдаешь долг, значит, что-то делает… Но я не заметила, чтобы он выполнял какую-то работу помимо охраны Добирка. Вряд ли бы Матрена поручила ему это… Май занят только моим сопровождением, если так подумать. Он много раз спасал меня, хотя людей на дух не переносит, даже устроился к Добрику, чтобы подзаработать денег на… мое поступление?! И как же я раньше не догадалась?! Наш уговор не предусматривал таких жертв с его стороны! Такое чувство, будто бы он кровно заинтересован в моем поступлении в пансион!» — подумалось селянке. И от внезапной догадки она еле удержалась на ногах, спросив:
— Может ли быть так, что сопровождать меня до Столицы попросила у тебя именно Матрена? Ведь если так подумать, долг передо мной ты вернул, когда спас от разбойников.
— И все же ты большой тугодум, Солоха, — подтвердил ее умозаключения оборотень.
— Но почему?
— Ты ведь ее единственная преемница. Она просто обязана была обеспечить тебя надежной охраной.