Ирриил только вздохнул, положив свою ладонь на голову пастуха. Провел нежно по запутанным, неровно остриженным патлам, словно отец, успокаивая, баюкая.
— И что бы ты сделал? — последовал его вопрос.
Юрий промолчал. Не знал ответа, но чувствовал, что из любой ситуации можно найти несколько путей решения.
— Что-то бы придумал, — наконец ответил он.
— Глупо сейчас горевать о прошлом, — Ирриил отстранился, заглянув Юрию в глаза. Глаза его потемнели, став светло-серыми. — Ты спас деревню, и это факт. Ты выполнил главную функцию меча ирриила. Разве твой спутник не говорил тебе, что меч ирриила не имеет права колебаться и сожалеть?
— Говорил. Да только я же не меч ирриила… Я ведь простой человек, даже меч в руках держать не умею… — возразил Юрий, опустив плечи.
— Простому человеку не под силу призвать ирриилов свет, — усмехнулся мужчина. — Простому человеку не победить Лича. Ты прирожденный охотник. Меч сам лег тебе в руку для свершения кары. К тебе, а не твоему спутнику. Понимаешь?
Юрий пока не понимал, но невольно зарделся. Приятна была его сердцу похвала и признание бога.
— Ты ведь уже все понял, да? — мужчина отстранился.
Юрий понял. Снизошло на него внезапное озарение. Сам бог отпускает его грехи! Бог говорит, что его дело — правое. Разве имеет он после таких слов право колебаться и думать, что он — недостойный?
— Я все понял! Наша цель — уничтожение зла. А на войне не обойтись без жертв. Я не согрешил — я совершил подвиг! — воскликнул Юрий.
От внезапно нахлынувшего чувства облегчения пастух разрыдался. Теперь уже от счастья. В миг забылось лицо Солохи и прошлые желания, побледнела вся прошлая жизнь. Такой глупой и бессмысленной в тот момент показалась она Юрию. Ведь он, наконец, нашел свой путь.
— Спасибо тебе… Не было у меня отца, не знал я его ласки. Но ты открыл мне глаза, направил на путь истинный, — прошептал, падая на колени паренек, и прикладываясь лбом к босым ступням Ирриила. — Ради тебя буду бороться, нести твое слово в мир! Спасибо, спасибо!
— Встань, дитя, — приказал бог. — Не гоже верному мечу лобызать мне ноги. Забудь эти холопские штучки.
Юрий послушно поднялся. Ирриил приподнял его лицо, оттер от слез его светящиеся безумным счастьем глаза, запечатлев на его лбу поцелуй.
— А теперь иди домой, сын мой. И да пребудет с тобой мой свет и мое благословение…
Юрий понял что падает, придя в себе уже вновь на поле. Потянувшись и зевнув, юноша улыбнулся, положив руку на грудь. Спокойно стало на душе и тихо, как в той долине ландышей.
***
Близился закат. Женс все еще находился без сознания. Юрий вызвался нести гроб до самой реки, где и планировалось ритуальное сожжение. По обычаю этой местности убитых нечистой силой не хоронили — велика была вероятность, что очень скоро не сожженный труп восстанет очередным порождением Бездны.
Забобонные люди свято чтили традиции предков, воздвигнув огромный костер, прямо у берега реки. Осторожно сгрузив гроб на хворост, мужики отошли, давая дорогу жрецу, идущего с факелом. Поновой запричитали, завыли плакальщицы, бросаясь под ноги жреца. Молили, дабы дал «ирод окаянный» проститься с дочкой.
Жрец, зная ритуал, пару раз хлестнул баб нагайкой по спинам и, смилостивившись над стенаниями народа разрешил прощание.
Первым вышел шинкарь, переняв из рук жреца факел. Подошел к телу дочери, зажигая хворост у изголовья. Ясно вспыхнул огонь, затрещав ветками и соломой. Долго стоял шинкарь, вглядываясь в дочернее лицо, словно бы все еще надеясь, что очнется та.
Отстранили его. Потянули по очереди факел, зажигая с разных углов сушняк. Прощались безмолвно.
Вышел проститься и Юрий, мазнув по начавшему гореть телу прощальным взглядом. Не чувствовал он более вины, передавая факел обратно в руки жреца. Мужчина принял факел, зашвырнув тот ровнехонько на грудь покойницы. Загорелось пламя, взметнулся до самого неба огненный столб, запахло паленым.