— Еще дергаешься? — задумчиво спросил Ульс, разглядывая соперника.
Май закашлялся, недоуменно замотав головой. Алая дымка перед его глазами, дополненная пекучей болью в шее заставили человеческую суть очнуться, оттеснив зверя. Оборотень рвано выдохнул, попытавшись понять, где он, и что происходит. И то, что он увидел, ему совершенно не понравилось. В кои-то веки Май искренне возненавидел свое внутреннее альтер его и собственную беспечность.
— Знаешь, а я не хочу убивать тебя так… просто. Нет, я хочу большего от тебя, — слова лича, зазвучали откуда-то сзади. Произнесенные полушепотом, они заставили Мая покрыться холодным потом.
Не успел оборотень отстраниться, как его шеи нежно коснулись острые когти лича. Оборотень замер, не решаясь даже вздохнуть. В панике заметался зверь, все еще не желая уступать свое место человеку.
— Что ж, прощай, мой старый враг… — хохотнул лич, приобнимая свободной рукой оборотня за талию.
Манул и сам не понял, что произошло дальше. Воздуха стало стремительно не хватать, и сердце забилось в разы быстрее. Губы же пронзило обжигающим льдом, что в мгновение ока пронеслось по всему телу, замораживая, убивая.
Май зарычал, чувствуя мерзкий привкус горечи во рту. Он задергался, пытаясь отстраниться. Но лич пресекал все его попытки. Властно, уверенно, он по капле выпивал из оборотня жизнь. Мучительно медленно, больно и позорно.
Силы уходили стремительно, вместе с воспоминаниями и привязанностями, мечтами и надеждами. Они безжалостно вырывались из сердца с корнями, оставляя за собой гудящую пустоту…
Однако все же умереть в тот день, манулу было не суждено. Где-то на краю его сознания послышались чьи-то громкие шаги, и отголоски заклятия. Обряда Ирриила, который узнал бы любой, в ком текла хоть капля чернобожьей крови.
И вот уже сам лич отстраняется, разрывая смертельный поцелуй. Его взгляд пылает ненавистью, а в руках загораются сгустки черного пламени. С утробным рыком он кидается на подоспевших охотников. Его лицо искажается от ярости и досады, и даже его мерзкий запах гнили усиливается.
Май же, более не имея опоры, падает, широко распахнутыми глазами глядя на драку. Его кожа деревенеет. Еле слышно бьется сердце, пытаясь прогнать по закоченелым омертвелым нервам кровь. И даже за простой вздох приходится побороться.
— Что, явились? По мою душу? — зарычал лич, швыряясь отравой. — А вот выкусите!
Идущий впереди отряда статный мужчина с легкостью отклоняет смертельное проклятие, лениво одергивая алый плащ. На нем манул особенно зацикливает внимание. Яркий, он выделяется на фоне серости, вынуждает поверить в то, что оборотень еще жив. А еще, он кажется Маю знакомым.
— Именем Твоим, волею Твоею, словом Твоим, — прошептал мужчина, оголяя лезвие роскошного клеймора. Такого манулу видеть, еще не доводилось. Необычайно тонкое, небольшое по сравнению с настоящими клейморами лезвие, что буквально светилось духовной силой.
Лич тоже заметил силу этого меча, скривившись, отступая на шаг.
— Именем Твоим, волею Твоею, словом Твоим, — повторили за мужчиной остальные охотники. Синхронно обнажив клинки, они одной сплошной стеной пошли вперед. Сверкала их заговоренная сталь, и дрожала земля под их шагом.
Лич попробовал дернуться, и тут же застыл на месте. Слова тайного обряда крепкими нитями связали его тело, обездвиживая. Сквозь кровавый туман Май видел эти цепи. Ярко-золотые, практически незаметные, они впивались в тело гуля, разъедая кожу, причиняя боль.
Лицо господина Ульса исказилось мукой. Не удержавшись на ногах, он падает на колени, запрокидывая голову. Из его горла вырывается дикий рев, вынудивший охотников на секунду опешить, чтобы дать гулю шанс на реванш.
Кладбище заходило ходуном, застонала земля, выпуская из своего плена призванных из небытия сущностей. Они поднимались, ведомые чужой, злой волей. Пошатываясь, теряя кости и внутренности, они побрели прямо на охотников, оскаливая пасти в беззвучном крике.