– Пройдет,- подбодрил я ее.- На улице, на воздухе.
Она встала, и я схватил ее за руку.
– Осторожней! – предупредил.- Ты долго на ногах не стояла, они будут, как деревянные. Все равно, что учиться ходить заново.
Она сделала несколько судорожных шагов – какая-то координация у нее присутствовала. Я помог ей сесть в кресло. Взгляд поплыл, потом опять обрел сосредоточенность.
– Ну вот,- сказал я.- Ты, вообще, видишь?
– Вижу, о'кей, Эд. Но я по-прежнему ничего не чувствую. Как нога, бывает, затекла, так я вся…
– Не тревожься.
– Да, но еще… С тех пор, как я пробудилась, я такой остаюсь. День за днем. Я говорила доктору Локсхайму, просила таблеток успокоительных, он не дал.
Заявил, что опасно. И вот я бодрствую день и ночь. Удивительно, я не ощущаю усталости.
Я кивнул. – По правде, что я такое, если вообще что-нибудь? Я совсем не хочу есть, пить. Я даже…
Она запнулась, и я похлопал ее по плечу.
– Я все знаю. Это неважно.
– Неважно? – Она нахмурилась.- Эд, что со мною произошло? Доктор Локсхайм не говорит. Я знаю, он что-то со мною сделал… Когда ж это, как давно? Мне кажется, меня оперировали. Долгая, долгая операция, или их много было? Не помню.- Она помолчала.- Когда последний раз я пробудилась и при сознании так и осталась, я вспомнить пробовала. Но не смогла.
– Это тебя беспокоит?
– Да. И еще другое меня беспокоит, даже сильнее. Я хочу плакать и не могу.- Она взглянула на меня распахнутыми глазами.- Эд, скажи правду. Я свихнулась? Я в какой-то клинике нахожусь?
Я покачал головой.
– Тогда что же произошло? Что со мною произошло?
Я улыбнулся.
– Произошло, что хотела. Отныне для тебя секрет не секрет.
– Секрет!
Она сохранила память, порядок. Наверняка, помнила все до того, как игла вонзилась, куда ей следует. Я больше не волновался. Она оправится, я мог с ней теперь говорить.
– Да,- сказал я.- Секрет Локсхайма, наш общий секрет. Секрет, который ты хотела выведать, чтоб оказаться в Первой десятке и – навсегда. Ты не забыла, конечно же, Кей, что признавалась: на все согласна, только б его узнать.
Что ж, теперь для тебя секрета нет. Поэтому не пугайся.
– Что Локсхайм сделал со мной? – спросила она. Спокойно, владея голосом.- Кстати, кто он?
Я присел рядом с ней.
– Удивительно, что не знаешь,- сказал я.- Ведь ты такой знаток кинематографа. Впрочем, технических специалистов никогда вниманием не баловали, тем более на заре звукового кино.
Тогда именно Локсхайм тут появился. Делал кое-какие объемные мультипликации в одной-двух студиях – тогда Купер и Шедсак выпускали «Кинг Конга»[Имеется в виду первая серия картин о горилле Конге, открывшаяся фильмом «Кинг Конг» (1933)].
Он специализировался на фигурах в натуральную величину, разработанные им самим технологии были немцам не по карману. Оказалось, и нам дороговаты.
Чудные штуковины – не просто папье-маше с механизмом, не просто заводные. В конце концов, он же врач и преотличный. Хирург, анатом, невролог – полный набор. Но в мире зрелищ места ему не нашлось.
Он открыл небольшую клинику в Беверли Хиллз, как только разрешение на практику получил, и к хирургии вернулся. Пластическая хирургия – вот что было самое прибыльное. «Сделал» несколько лиц, а заодно – себе репутацию.