Казалось, что звук выстрела долго висел в воздухе. Псевдобулочника распрямило и взметнуло вверх. Его окружала кровавая дуга. Он завизжал пронзительно, как свинья. И все вампиры издали такой же вопль.
Булочник шлепнулся и заколотил руками и ногами, как разгневанный ребенок, разбрызгивая вокруг себя кровь. В его груди была дыра от пули. Его подошвы царапали бетон. Он безумно тряс головой и скрежетал зубами.
Шолл перезарядил дробовик, не сводя глаз с вампиров. Они гримасничали и издавали резкие звуки. Они раскачивались на каблуках, глядя на Шолла. Их лица сморщились от усиленного внимания. Шолл шагнул вперед.
Сердце его гулко билось. Ему было очень холодно. Страх его был так велик, что почти невозможно дышать.
Подходя к ближайшему из вампиров, он заставил себя не замедлить шага. Существо отступило. Это была женщина в старомодном, плохо сшитом платье. Она рухнула на четвереньки и по-звериному поползла от Шолла.
Шолл прыгнул вперед и схватил женщину за руку. Та завизжала и подпрыгнула, цветастое платье всколыхнулось. Она вспрыгнула на подоконник, находившийся на высоте шести или семи футов, скорчилась и зашипела.
Шолл, подгоняемый адреналином, обернулся. Каждую секунду, каждую долю секунды он мог ожидать, что какой-нибудь вампир ударом сшибет его с ног. Он изогнулся, чтобы видеть, что же там, сзади, сзади, сзади, и не дышал от страха. Но вампиры были парализованы; они смотрели на него с непроницаемым выражением.
Дрожа, Шолл снова шагнул вперед, к ближайшему вампиру, намереваясь схватить его. Толпа существ, оболочек, обретших форму людей, рассыпалась и бросилась прочь от перекрестка так быстро, что невозможно уследить. Теперь и вампиры были обращены в бегство. Эти пульсирующие четвероногие скрывались обратно во тьму станции «Хэмпстед», карабкаясь по стенам под причудливыми углами, рыча и завывая, и через долю секунды на дороге остались только Шолл и раненый вампир-булочник.
Булочник справился со своими конечностями и — неожиданно — уже покачивался на ногах. Шолл подошел к нему, и он завыл, похоже, в ужасе, и побежал назад быстрее, чем мог бы бежать человек, при этом не сводя глаз с Шолла. На бегу его тело рассыпалось кровавыми сгустками, и на улице остались кровь и обрывки внутренностей.
Шолл проводил его взглядом. Настроение поднялось. В каком-то одиночном пируэте он развернулся посреди улицы. Его радостные крики, крики, которые он не мог сдержать, означали торжество и выживание. Его не тронули.
Он выстрелил в воздух и издал счастливый возглас. Лондон проглотил эти звуки, не пожелав подарить ему эхо.
Но Шоллу еще оставалось сделать то, ради чего он сюда пришел. Он был должен получить то, что ему нужно. Он вгляделся в черноту входа на станцию, в следящие за ним глаза вампиров, все еще видимых, как тени. Страх вернулся. Он сглотнул. И что с того? — с дрожью подумал он. — Если произойдет самое худшее, что, в конце концов, с того?
Он зашагал вперед, к облицованной плитками лестнице, в сторону тьмы, где скрылись многие вампиры и обитатели зеркал.
Войдя на станцию, он услышал жалобный вой сгрудившихся там существ. Руки пробирались по пыли и прятались в темных нишах и углах, глаза и губы моргали и принимали похожие на поцелуи, хотя и невидимые, формы.
Вампиры завывали и раскачивались по-обезьяньи, укрываясь в шахтах подъемников и в убежищах вблизи входа на станцию, у лестницы. Вестибюль заполняли призрачные звуки. Кабели все еще висящих, хотя и разрушенных подъемников отзывались, словно огромные струнные инструменты, когда вампиры хватались за них и карабкались, стараясь оказаться вне зоны досягаемости и видимости.