— С такой женой, — продолжала мать, — ты сам лет через пятнадцать-двадцать мог бы стать избранником.
Она еще договорить не успела, как на террасу выбежала Салема, а следом за ней — та самая Лолия Мор. Увидев мать, они замешкались у входа, перешептываясь и хихикая, но та только рукой махнула: ладно, мол, никому ваши секреты не нужны, и сразу же вышла.
Девчонки обрадовались, что их не гонят, и тут же уселись на скамью рядом. Лолия потянулась и ласково коснулась его щеки. Трогать разбитые губы, видимо, не решилась:
— Больно?
— Не страшно, — ответил он, — только целоваться пока не получится.
— Ну вот… — она кокетливо надула губки, но тут же сменила гнев на милость и спросила: — а есть-то хоть сможешь? Мы назавтра печенья напекли, очень вкусного.
— Зайчиков и журавликов, — подтвердила Сали, — целое блюдо, и даже не все вошло.
У девушек и правда остались следы муки в волосах, а пахло от них сегодня не духами и грозой, а ванилью и сливками.
— Это здорово! — обрадовался Гайяри. — Как раз с утра не ел, тащите сюда ваше печенье.
— Ты что! Сегодня нельзя! — всплеснула руками Салема. — Это на праздник, подношение Младшей Творящей! Съешь сегодня — она разгневается, и никто тебя не полюбит.
— И правда, нельзя, не полюбят — страсти какие! — охотно согласился Гайяри. — Тащите тогда мяса. А журавликами своими ты меня завтра угостишь.
Салема замерла на миг, посмотрела на него загадочно, многозначительно, даже щеки чуть порозовели, а потом с улыбкой ответила:
— Завтра Лоли тебя угостит. А сейчас мы жаркого принесем.
И девушки радостно поспешили на кухню.
— Побольше! — крикнул им вслед Гайяри. — И хлеба с сыром! И кислого молока!..
Вернулись они с огромным блюдом, на котором лежали куски жареной телятины, сыра и с десяток свежих лепешек. В довершение к этому — гранатовый соус и кувшин вина вместо простокваши.
— Мама велела, — пояснила Сали, — сказала сильно не разбавлять, мол, тебе полезно, — и добавила: — от больной головы!