- Какая жалость. Она украсила собою праздник. Позвольте поздравить вас, мой старший брат, такой красавицы не найти во всей Аллемаде. Теперь я понимаю, что путь на север стоил такого сокровища.
- Да, стоил, - пробормотал гринголо Освальдо.
Остаток празднества он просидел, как на иголках. Но едва начались заключительные фейерверки, распрощался с хозяевами и пошел к себе. Им с герцогиней отвели две смежные комнаты, но дернув внутренние двери, он обнаружил, что они заперты.
Грум помалкивал, понимая, что господин его в таком состоянии, что за каждое неосторожное слово можно получить плюху, а то и две. Он пропустил в комнату слуг, тащивших принадлежности для умывания и горячую воду, но когда появилась Адончия, заколебался.
- Господин уже приготовился ко сну? – спросила она медоточиво.
- Кто там, Чириако? – окликнул из комнаты господин, и груму пришлось ответить.
- Пришла Адончия, гринголо, - сказал он. – Впустить?
- Гони прочь, - последовал ответ.
Грум с удовольствием захлопнул двери прямо перед вытянувшимся личиком девицы. Устраиваясь возле порога и ожидая, когда позволено будет удалиться или остаться охранять покой господина, Чириако размышлял, насколько было бы проще и лучше, если бы благородные господа были также благородны и в семейной жизни. Взять, к примеру, герцогиню. Что еще надо мужчине? Конечно, она не так мясиста, как Адончия, но толстые женщины – услада для крестьян. А женщина благородная должна быть соткана из воздуха и лепестков розы. Последним сравнением грум позволил себе погордиться. Он был не слишком-то учен, но постоянно сопровождая гринголо Освальдо слышал много утонченных выражений. Это нравилось ему особенно. Да! Из воздуха и лепестков розы! И зачем было наносить такому нежному существу такое не нежное оскорбление? Адончия сама по себе неплоха, и с остальными держит себя в строгости, но разве ее можно сравнить с герцогиней?
Когда слуги удалились, герцог пригладил волосы, глядя в зеркало, и спросил, натягивая свежую рубашку:
- Адончия ушла?
- Мне позвать? – грум с готовностью вскочил. Соображения – соображениями, а воля господина всегда превыше благоразумия и справедливости.
- Нет, не зови. Выгляни в коридор, нет ли там кого?
Чириако мигом понял, к чему это идет и выглянул в коридор с удвоенным старанием.
- Пусто, гринголо! – возвестил он. – Дать вам плащ?
- Не надо плаща. Постой у лестницы и не пускай никого.
- Будет сделано, - грум поклонился и зарысил к указанному месту, чтобы заворачивать всех любопытных и захожих, если такие появятся посреди ночи возле господских покоев.
Сам же Освальд выскользнул в коридор и стараясь ступать потише подошел к комнате герцогини и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он знал, что с недавних пор герцогиня отказалась от услуг служанок и предпочитала ночевать одна, обходясь без компаньонки. Раньше это казалось ему страным, но сейчас – необыкновенно разумным.
Он постучал трижды, ожидая заветного щелчка замка. Потом постучал громче и еще громче, решив, что супруга уснула. Наконец по ту сторону двери послышались легкие шаги.
- Кто здесь?
- Миледи, откройте, - сказал лорд Освальд, в нетерпенье нажимая на дверную ручку. – Это ваш супруг.
- Что-то случилось?
Грум на лестнице закашлялся. То ли предупреждал, что кто-то идет, то ли решил прочистить горло.
- Зачем вы здесь, милорд? – спросила жена, но открывать не спешила.
- Впустите меня, а там решим, зачем я здесь.
- Но я уже разделась, милорд.
- Тем лучше, - он поскреб ногтями косяк, приникая к щели, чтобы голос не так громко раздавался под сводами Каса Помо.
- Нет, милорд.
- Нет?