Пластинок скопилось без малого восемь, когда новая идея озарила сознание. К тому моменту по моим расчетам я провел на небесах почти полтора месяца. В то время как на Земле для Беллы прошло всего пять с небольшим дней… Демон не возвращался. И я решил, что наилучшим действием станет найти того, кто эти пластинки распределяет. Отправиться к истокам ленты и умолять, просить, требовать изменить дату смерти моей дорогой жены. Пока я сидел возле самого колеса – мало что мог сделать, кроме того как складывать стопкой каменные плитки, выигрывая у судьбы каждый раз всего по сотне часов.
У меня было пять дней на то, чтобы достигнуть начала ленты. Узкий туннель с шершавыми, похожими на пещерные, стенами, заполненный непрозрачной серой мглой, тянулся в бесконечность. Я шел много часов, но так и не достиг конца. Внутренние часы подсказывали, что пора возвращаться, чтобы я успел вновь отвратить трагедию. И я бросился назад, на этот раз со всех ног, обнаружив, что могу развивать, вообще-то, нечеловеческую скорость. Одной лишь силой мысли я перенесся к грохочущим Жерновам, вырвав у судьбы еще пять дней жизни любимой женщины.
Мне нужен был точный математический расчет, не действовать наобум, не рисковать. На кону стояло самое драгоценное! Прикинув расстояние между пластинами и умножив их на количество живущих на Земле людей, я понял, что мне придется двигаться к началу ленты… полтора года! Но у меня же была сверхскорость. Благодаря отца за то, что в юности он принудил меня закончить экономический факультет, и измерив свою новую скорость с помощью нескольких упражнений, я понял, что мне необходим промежуток не меньше восьми дней, чтобы успеть.
Случай представился через две недели. Четыре дня туда, два дня на то, чтобы убедить Создателя помочь мне, четыре обратно. Я не особо верил в успех, но не мог же сидеть сложа руки. Я мчался без устали и передышки, благо голод, холод и жажда теперь никогда не беспокоили меня, я стал забывать, что это вообще когда-то сопутствовало моей жизни. Особенно холод, голод и боль – словно никогда не испытывал их, мой организм легко привык к отсутствию физических страданий. Но, например, приятные моменты… по ним я скучал. Как и по сексу с любимой женой. Иногда на языке возникал вкус пива, холодной шипящей струйкой льющегося в горло. Пряный запах жареной индейки с чесноком. Сладкие взбитые сливки с клубникой, которые Белла ложечкой совала мне в рот, чтобы затем поцеловать мягко и сочно. В такие моменты мой рот наполнялся слюной, а тело вдруг вспоминало человеческие потребности. Но даже они… со временем тускнели, оставляя лишь легкий шлейф тоски по утраченному.
Грохот давно остался позади, меня окружала безмолвная пустота. Легкое гудение, с которым продвигалась лента, было единственным звуком на моем пути. Даже мои шаги оставались неслышными. Впереди стало светлеть, а затем серый туман расступился, и лента кончилась. Дальше был только тупик. Моему разочарованию не было предела: ни самого Создателя, ни каких-нибудь работавших на него ангелов, бездушным росчерком пера решающих, кому сколько жить и когда умереть, не было здесь. Холодная каменная стена и край ленты, упрямо двигающейся вперед. Пластины появлялись прямо из воздуха, миг назад часть ленты была абсолютно пуста, и вот уже в паззле новая каменная штука с именем и датой. Я попробовал сунуть руки туда, откуда двигалась лента – похожая на громадный эскалатор судьбы. Где находятся те, кто отвечает за смерть и рождение? Кто пишет имя и выбивает число? Или машина работает сама по себе? Технология этого механизма была совершенно мне неподвластна!
Но зато появилась мысль, что машину есть способ обмануть! Зря я не захватил с собой одну из восьми вытащенных пластин.
Что ж, от идеи до воплощения проходит не так уж много времени. Я так привык к неторопливому течению здешнего существования, к грохоту колеса и скучному одиночеству, что уже не считал дни. Я ждал «окно» размером в восемь и больше суток. Оно выпало спустя еще десять дней. И тогда я, забрав все пластины, что были, на случай неудачи, бросился в длинный путь к истоку моих терзаний.