Ты про-о?
Да, Фрэнк! Именно так! Старику Джозефу всегда нужны были хорошие люди для ловли рыбы, а рыбак ты или нет – это неважно, научишься со временем.
Спасибо, Барни! Ты действительно выручил меня советом! – я залпом допил пол бокала, крепко пожал приятелю руку и направился в сторону пристани к старику Джозефу.
Удачи, старина! – крикнул мне вслед Барни.
Я знал этого причудливого мужика, лучшая рыба в городе всегда была только благодаря Джозефу. Мы встретились и на удивление быстро обговорили все моменты моей новой работы. Уже завтра я должен буду выйти в море с командой Джозефа и его маленьким внуком Томми. Я был безумно рад тому, что снова смогу прокормить свою дочь и жену. Надо будет купить как-нибудь Барни бутылку хорошего бурбона, думаю, он будет в восторге!
На следующий день я впервые узнал, что такое морской поход! Но вот с уловом были проблемы, рыба то ли ушла далеко на дно, то ли в этих местах ее попросту не было. Наша рыбацкая шхуна бороздила просторы океана вторые сутки. Все прекрасно понимали, что рыбалка во время войны – это не самое безопасное занятие, но кушать хотелось всем, и рыба была для нас еще одним источником жизни. Сегодня мы поймали не так много, как бы хотелось – около ста килограмм морского окуня, трески и палтуса. Уже смеркалось, и нам надо было возвращаться к родным берегам Хилбрайда.
17 апреля, утро
Теперь удача точно отвернулась от нас. Повсюду одни водоросли и морской мусор. Больше наши сети ничего путного не поймали. Немного сбились с курса, идем домой… »
Дальше слов было не разобрать, шли какие–то помарки. Затем записи возобновлялись.
« Джозеф разрешил мне немного вздремнуть и спустя две минуты я уже спал, как убитый. Все эти рыболовные дни показались мне слишком долгими и тяжелыми.
Проснулся я от суеты нашей команды. «Нас ждут большие неприятности!» – услышал я голос где-то сверху на палубе. Я накинул кофту и, спотыкаясь на ходу, побежал наверх. То, что я увидел - заставило мое тело дрожать, а сердце стучать еще сильнее. Вдали дрейфовала немецкая субмарина, на нашу лодку направили огромный пулемет, офицер что–то кричал в рупор! Мне стало страшно! Наша команда из пяти человек заглушила мотор и подняла руки вверх! Время отложить свои записи, может быть и навсегда… Сара и Маргарет, знайте, папа любит вас больше всего на свете!»
Снова были видны большие помарки и растекшиеся чернила, несколько листов вырвано.
«Это ужасно!!! Я не могу остановить свои слезы, ком обиды стоит в горле! Они убили всех! Всех моих друзей и собратьев–рыбаков! Эти немецкие сволочи просто звери!!! О, бедный Томми! Зачем мы только взяли его с собой? Тебе ведь не было даже восемнадцати! Эти сволочи связали всех нас на борту шхуны. Потом прострелили со всех сторон деревянное днище и быстро вернулись по мостику к себе на лодку. Рыболовное судно стало медленно заполняться забортной водой. Меня они взяли к себе в плен лишь потому, что я в совершенстве владел немецким языком. Пока черные судьи устраивали жестокую расправу, мои волосы были грубо сжаты рукой офицера, холодное дуло пистолета упиралось в висок! Они хотели, чтобы я не пропустил ни одного момента казни моего экипажа. В живых остался только я один… Твари, ублюдки! Я ненавижу вас и эту проклятую войну!!! ЗА ЧТО–О–О–О? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО?! Последнее, что я видел – силуэт нашей шхуны, торчащей из воды на пару метров. Деревянный ангел на носу нашего крохотного судна держал меч уже не так храбро как раньше, и крылья на его спине, казалось, совсем обмякли... »
Буквы сильно расплылись в тексте из–за океанской воды и слез писавшего. С трудом, но дальше читать было можно. И Чарли, нахмурившись, перелистнул страницу.
« Мне кажется уже 18 апреля.