Ты ничего мне не рассказывал о нем, впрочем, ты вообще мало что рассказывал, а я воспринимал тебя безотносительно твоей службы.
Но военно-полевой суд приговорил Алвано к расстрелу… Ты приговорил его (или все-таки я?).
Сижу, тупо уставившись в мерцающий экран. Вера, которую удивительным образом преобразили очки на переносице, с сочувствием кладет мне на плечо мягкую ладонь.
- Кошмар приснился?
- Да, кошмар…
- Бедный мальчик, - тихо шепчет она, - это все контузия.
Я не спорю. Да какая разница, что она там себе подумает, какое мне до них дело?
- Танюшка крепко влюбилась, - невпопад говорит Вера.
- А? - до меня с трудом доходит, о чем она.
- Девочка места себе не находит из-за тебя.
- Я-то тут причем?
- Нравишься ей, вот причем. Ты мог бы начать все с начала, знаешь, ведь время лечит.
- Лечит? - спрашиваю в крик. - Тебя вылечило?
Ее ладонь исчезает с моего плеча. Пусть! Не хочу ничего, хватит, наигрался с Линой в идеальную семью. Кофе с тостами по утрам, воскресные пикники, бильярд в офицерском клубе, фальшь, фальшь, сплошная фальшь…
- Это не про меня, Вера. Моя душа выгорела, я - каратель, и ничего не желаю больше, чем крови! - почти кричу я, а она тихо спрашивает:
- Кто у тебя?
- Брат.
Именно в эту минуту я осознаю, как тяжело мне было молчать, держать все в себе и терпеть разрывающую нервы боль. У меня их, нервов, наверное, не осталось уже. Я начинаю говорить, память захлестывает меня с головой, каждое слово разжигает огонь в груди, плавится свинцом. Говорят, если выговоришься - станет легче. Неправда, мне легче не стало! Все осталось прежним, только о моей беде узнал еще один человек. И, глядя в глаза этого человека, - красивые синие глаза за бликующими стеклами очков - я чувствую себя не столь одиноким, как прежде.
В отличие от остальных, Вера не унижает меня жалостью, наоборот, криво усмехнувшись, говорит:
- Все это очень печально, но объясни, почему ты обвинил себя?
- Я же говорил! - раздражаюсь я, мне кажется, что она невнимательно слушала. - В междумирье…
- Я поняла про Штормзвейг, про Лину тоже… Но, Дан, - она разворачивает ко мне экран, где высвечена сделанная мной таблица дат, - вот оно - твое оправдание.
- Что ты имеешь в виду?
- Если б ты не поддался на провокацию, твоего брата выманили бы другим способом. Не смотри на меня так, я очень хорошо понимаю тебя. Нет, - твердо остановила она мои возражения, - ничего не говори. Он тебя любил… я думаю, и вряд ли хотел бы, чтоб ты лез в логово Алвано.
- А больше некому, Вера, - отзываюсь я, - я один, один за двоих.
Вера Строгова, вдова офицера, смотрит на меня странным задумчивым взглядом. С таким видом можно решать интегральное уравнение, записанное у меня на лбу. Потом встает, и, отодвинув заслонку печки, достает кружку топленого молока и заботливо завернутые в полотенце ватрушки.
- Выпей молока, и больше никакие кошмары тебя не потревожат. Давай, утром тебе рано вставать.
На рассвете я забираюсь в скутер, меня провожают Вера и Сергей. Кроме них только Шику знает о моем рейде. Если кто-то сольет информацию, вычислить шпиона будет нетрудно.