Самка гряземонстров вынашивает яйца внутри себя. Матка находится в спячке, пока яйца не превратятся в личинки. Только что родившийся молодняк не способен усвоить загрязнители, и матка будет кормить их чистой пищей, которую хранила в своём теле во время спячки. Если пищи всё равно не хватит, дети будут поедать друг друга. Из оставшихся в живых матка выберет нескольких и будет заботиться о них до полного их взросления. А если и этого будет мало — сама станет пищей для своего потомства. Настолько силён в гряземонстрах инстинкт размножения и заботы о последующем поколении.
— Матка не станет пищей без необходимости. Ведь рядом есть другой источник пищи…
— Что…
Нина вдруг поняла, о чём он. Пищей станут жители Целни. Руки Нины задрожали. От страха? Но тогда…
— Так что прошу тебя, поспешим в убежище, — продолжил Лейфон, неверно истолковав её реакцию.
— Что за бред! — крикнула Нина. Лейфону показалось, что его ударили по лицу. — Эвакуироваться? Бежать?! Думаешь, я стану убегать?!
Лейфон растерянно посмотрел на неё. Свет кэй окутывал её, подтверждая боевой настрой. Он затаил дыхание — такой сильной, прекрасной кэй у Нины не было даже во время боя взводов.
Она была слишком наивна.
— Зачем нужна наша сила? Для чего она нам дана?! Разве сейчас не самое время её применять? Не драться друг с другом, а защищать жизни? Решил, что имеешь право взять и убежать? Не смеши!
Он понял, почему Нина дрожала. То был не страх, а удары разгоняющего страх сердца. Её честность и решительность пересилили ужас. Биение сердца уничтожало страх.
Поэтому она светилась так ярко. Лейфон прищурился. Он никогда не думал, что чья-либо кэй может быть такой яркой. Он знал людей с более сильной кэй, знал людей с более резкой кэй. Но не знал никого со светом кэй такой силы, как у Нины сейчас.
— Всё-таки ты подлец, — тихо сказала она, сдерживая ярость. — У тебя огромная сила — почему ты не применяешь её там, где она нужна?
Она опустила взгляд.
— Мне неведом страх голода. Не испытывала. Поэтому мне не понять до конца твоего отношения к деньгам. Но всё же должно же быть что-то ещё, чего стоит добиваться? Необязательно же только всякими мерзостями позорить силу и репутацию. Да, ты не считаешь зазорным ставить деньги единственной целью. Но разве ты, с твоей силой, не способен совершить что-то большее, чем способна совершить я? Спасти столь многое? Спасая товарищей, давая им повод гордиться тобой, разве не спасёшь ты этим и их сердца?
Слова ранили его, словно кинжалы.
Глаза товарищей из приюта, когда он стал Обладателем Небесного Клинка.
И их же глаза, когда его лишили титула Небесного Клинка.
Их отношение внезапно поменялось, и Лейфон решил, что никто его не понимает. Его предали.
Но, быть может, это они считали себя преданными?
— Я иду.
— Подожди…
«Тебе всё равно не…»
Он не стал произносить остальное. Ей всё равно не победить. Кэй Нины ослепила его, но кэй лишь показывала силу духа. Сама она от этого сильнее не стала. Но что изменится, если он ей так скажет?
— Когда же драться, если не сейчас?!
Брошенные ею напоследок слова означали, что она окончательно решила сражаться. Да и что было бы, останови он её сейчас? Само собой подразумевалось, что военные будут сражаться с монстрами — такова миссия, назначенная им свыше, долг тех, кому дарованы кэй и психокинез. Так считает каждый из них.
Кто будет драться, если не они? Вот если бы я — невольно подумал Лейфон. Но он больше не военный. Он владеет кэй, но у него нет обязательств — он больше не считает себя военным. Не хочет сражаться за других. В Грендане он сделал много неверных решений. Отношение окружающих его потрясло.
— Зачем оно мне надо…
В результате беготни за Ниной он теперь был на поверхности. Лейфон пошёл к общежитию, слушая сирену и суету эвакуирующихся.
— Мне больше незачем сражаться, — повторял он снова и снова, как заклинание.
Общежитие пустовало. Ничего удивительного тут не было. Тишина давила на него. Лейфон знал, что сюда приходить не следовало, но не знал, куда ещё идти. Он прошёл в свою комнату.