Она и держалась: стояла у оконечности мыса, где сливались в один два стремительных потока. Один поток – чистый, прозрачный - отливал под солнцем синевой с зеленью, отражая июльское небо и заросли многочисленных островов, другой же был бурный, мутно-серый. Сливаясь, они долго не смешивали свои струи – так и неслись дальше рядом, но не вместе. Зрелище было редкостное.
Анне подумалось, что они со Штольманом похожи на два этих потока: давно уже единое целое, но каждый продолжает оставаться собой. И, пожалуй, о появлении мальчика Якову лучше не сообщать. Может, и не станет смеяться, но в досаде поморщится, не в силах дать всему разумное объяснение. Это хорошо, что сейчас мужа нет рядом – пошёл на пристань узнавать про пароход.
«Кто ты?» - снова спросила Анна у мальчика.
Сама того не замечая, она двинулась за духом и ступила на причал, куда он манил её.
«Что с тобой случилось?»
«Я умер» - без особого сожаления ответил мальчик. – «И мамка скоро умрёт. И тятька тоже».
Души людей, умерших от естественных причин, к Анне обычно не обращались. Во всяком случае, она не могла такого припомнить. Только убиенные – точно знали в ней подругу следователя.
«Тебя кто-то убил?» - спросила Анна, чтобы удостовериться.
«Да. Змей».
«Как тебя зовут?»
«Евсейка».
«А кто такой Змей?»
Но призрак истаял без ответа, Анна же вдруг оказалась в четырёх шагах от галдящих мужиков и совершенно отчётливо расслышала слова: «Змеиная хворь уже до Утихи доползла». Внезапная дрожь пробрала молодую женщину, несмотря на полуденный зной.
Она сделала ещё шаг по направлению к шумной толпе, но чьи-то крепкие руки поймали её за талию. Анна улыбнулась. Напугать её не удастся! От мужчины, схватившего её в объятия, пахло не водкой, а одеколоном. Очень знакомым одеколоном.
- Яков Платонович, - одними губами сказала она. – Не шалите на людях!
Как ни тихо было сделано внушение, его услышали. Железное кольцо рук разжалось, Анна смогла повернуться, чтобы увидеть его улыбку. Такой улыбки она почти не видела у него в Затонске. Почему-то там он редко улыбался так широко и непосредственно, как мальчишка, и впрямь становясь лет на десять моложе.
- Куда вы, Анна Викторовна? – также тихо спросил муж.
- Туда, - она неопределённо махнула рукой. – Там мальчик.
- Какой мальчик?
- Не знаю. Дух.
Штольман только вздохнул:
- Ох, эти мне ваши духи, Анна Викторовна!
Это стало у них чем-то вроде семейной шутки, хотя духи её давно уже не беспокоили. Но Яков при случае непременно подтрунивал над ней, пользуясь тем, что она больше не обижается. Анна позволяла ему это, а сама любовалась его улыбкой, саркастическими складками у рта, лучиками у глаз, насмешливо вздёрнутой левой бровью. Ваня Шумский в восемь лет вел себя ровно так же: боялся приблизиться и робел, но при случае дёргал за косичку – для того, чтобы Аня его заметила. Не напомнила она это лейб-гвардейскому поручику, когда они встречались в прошлом году. Видимо, потому что теперь за косичку её дергал другой. И она на этого другого в ту пору очень злилась. До поручика ли было?
Интересно, а он понимает, чем это, собственно, занимается?
Анна по-хозяйски огладила лацканы серого сюртука.
«Мой Штольман!»
- Дальше в верховья – только на этом, - муж кивнул в сторону буксира, который, чадя на всю акваторию, подталкивал к пристани обычную рудовозную баржу, кое-как оборудованную для перевозки людей. – Другого транспорта нет.
- Идём! – она требовательно вцепилась в его руку.