- Поди, неразумный, проспись! Видно, крепок удался мёд, если лишил головы лучшего в дружине воина. Прикажу-ка я подносить его перед битвой моим врагам – то-то навоюют!
Засмеялись вокруг, и показалось, что удастся миновать беды. Был спор – всё обратил в шутку вождь. Но не зря безумный ветер кружил опавшие листья. Или впрямь сводила людей с ума ведьма Миснэ?
Лугий кружкой ударил так, что арфа загудела, отзываясь:
- Я-то уйду, вождь! Я и совсем могу уйти, да как бы не пожалеть тебе. Змею впустил ты в свой дом – греешь на груди, поишь тёплым молоком. Тебя же она и ужалит, дай срок.
И ещё что-то сказать хотел, да не дали. Сделал Мирташ знак – подхватили певца под локти дюжие парни, вытащили прочь из дружинного дома. Хорошо, что на пир без оружия ходят. У Лугия такие глаза были, что окажись при нём меч, многим захотелось бы в другом месте очутиться. А так что ж, парень он не из самых крупных. С меня ростом был, а мне шёл тогда семнадцатый год.
Хоть Лугия прогнали с пира, однако, большой обиды не чинили. Ссориться с ним себе дороже, особенно когда при оружии будет. А он в бою лютым был, и пощады врагу отродясь не давал. Потому и проводили его парни без злобы. Кто-то даже кувшин в руку сунул, чтоб не думал, будто они со зла. Должно быть, от того кувшина зло и приключилось…
Как оно было, никто не видел. За полночь в дружинном доме мало кто на ногах стоял. Мёд и впрямь добрый удался - в головах так и гудело, и ног под собой не чуяли. А ветер гудел, раздувая пламя. Покуда часовые прибежали, покуда добудились тех, кто с вождём пировал, – сгорел храм Распятого бога дотла, подожжённый с четырёх углов.
Иктан мрачный вокруг пепелища ходил. Мрачный и трезвый. Вожди и так пьют вполпьяна, а уж когда такая обида сильному соседу учинилась, трезвеют на глазах. О чём думал наш вождь, он никому не говорил. Зато Мирташ говорил за двоих:
- Вовек нам не загладить обиды, отец, если осерчает Империя! Вели Лугия казнить и призови поскорее жреца. Если мы своей волей веру в Распятого примем, может, пронесёт мимо нас гнев соседей.
Иктан на сына мрачно смотрел:
- Свидетелей происшедшему не было. Ты ли возьмёшься Лугия обвинить? И на мечах против него встанешь, когда дело до поединка дойдёт?
Замолчал Мирташ, словно ему рот зашили. А вождь оглядел ещё раз пожарище и приговорил:
- Делать нечего. Тут нужен Меч Истины.
Так я впервые услышал о Мече.
Мирташ волосами тряхнул так, что костяные обереги зазвенели:
- Не поедут дружинные за Мечом, отец.
Но наш вождь говорил один раз. Даже сыну не позволял перечить:
- Не поедут дружинные – отрока пошлём, - и ко мне обратился. – Бери коня, Ильча. На полдень поедешь, к морю. Разыщешь в городе человека, Визарием звать. Скажешь ему, что твоему вождю надобен Меч Истины.
Не решился я спросить, что за меч. Я в юности не то, чтобы робок был, а всё же лишний раз рот не открывал. Ну, да ведь оно воинской науке не помеха. А тогда мне даже почётным казалось, что вождь из всех выбрал меня. Не ясно только, с чего же это дело воинам нельзя поручить?