Теперь тошноту приходится давить уже мне. Нет, я такое видел. В лесу. Но это зрелище в доме греческого ювелира, посреди Константинополя…
Филандр лежит на полу в луже собственной крови. С разорванным горлом и изгрызенным лицом. Судя по запаху, лежит почти сутки. Значит, его убили, едва только мы ушли.
- Собака? – очень тихо спрашивает Визарий.
Потом качает головой, и мы оба склоняемся над следом. Очень отчётливым кровавым следом гораздо крупнее собачьего. Этот след никуда не ведёт. То есть, продолжения нет. Вообще. За порогом мозаики пола чисты.
- Расспросили слуг? Кто убирал здесь?
Юноша качает головой:
- Я не велел трогать, пока вы не придёте.
- А привратник?
- Никто не входил в ворота. Если он говорит правду.
- Если он говорит правду, - машинально повторяет Меч Истины.
Крупная муха, жужжа, опускается на кровавое месиво. Визарий брезгливо сгоняет её и склоняется над телом. Я вывожу парня прочь из комнаты:
- Приведи жреца или кого там у вас принято. Нужно готовиться к погребению.
Августин беспомощно кивает. У него теперь есть дело, он на время отвлечётся от страшной сцены за этой дверью. А я возвращаюсь к Визарию. Он уже окончил осмотр, вытирает руки тряпкой, очень долго.
- Германец?
- Это слишком странно, Лугий. Человеческие следы должны были остаться. Но их нет. Только волчьи лапы.
- Значит, оборотень. Носит же он волчью шкуру.
- Оборотень в Константинополе?
- Христиане отменили других богов, но наш Бог не перестал существовать от этого!
- Я никогда не встречал оборотней, Лугий, - говорит мой друг.
Я, положим, тоже. И что из того?
*
- Это всё из-за медальона, - уверенно говорит Августин.
Мы сидим у бассейна в атриуме. Приглашённый человек внутри дома обмывает и умащивает тело. Рабы попрятались.
- Твой отец умолчал о многом. Расскажи нам, пожалуйста, - тихо просит мой друг. У него дар внушать людям доверие. Но сейчас мальчишка жаждет довериться сам. Он протягивает нам клочок пергамента:
- Я зарисовал это по памяти. Вчера.
На клочке изображение волчьей головы, вписанное в разомкнутый круг. Клыки в хищном оскале, морда сморщена. Свирепые черты подчёркнуты настолько, что изображение выглядит отвратительным.
- А змея? - спрашивает Визарий. – Она не должна хватать зубами хвост? Символ бесконечности.
- Я тоже так подумал, - откликается Августин. – Поэтому замкнул круг. Но он заявил, что это неправильно.
Только теперь я понял, что волнистое обрамление круга – это стилизованное изображение змеи.
- Символ разорванного времени? – задумчиво говорит мой друг. – Я встречал племена, которые верят, что наступит конец мира, когда восстанут волк и змея. Но эти люди живут далеко на севере. Очень далеко.
- Конец мира? – спрашивает Августин, и его голос внезапно дрожит. – Я видел…
Он замолкает столь же внезапно.
- Что ты видел?
Парень упирается в нас круглыми глазами цвета спелых орехов. На чистом лице смятение:
- Отец не хотел, чтобы об этом знали. Он боится, что мои видения… не от Бога.
Я слыхал, что у христиан так бывает. Они объявили порождением Сатаны то, что другие сочли бы Даром.
- Я вижу иногда. Не помню, с каких пор. Оно бывает нечасто. Но я увидел, как умрёт мама… За месяц до того, как это случилось.
Визарий кладет ему руку на плечо:
- И что ты видел на этот раз?
- Сам не знаю. Я взял эту вещь в руки и попал в отвратительный ледяной туман. Из тумана выплывала большая лодка… очень страшная… рваный парус, носовое украшение из костей. Это была мёртвая лодка, вы понимаете?
Визарий кивнул и сказал незнакомое слово: