– Не знал, что у тебя есть и такие песни, - подал голос Визарий.
Ясное дело, чего я тебе буду петь то, что девицам предназначено? Эту я сложил для одной суровой особы, которой нравилось казаться недотрогой. В Алезии это было, по-моему. Нет, в Гераклее, она была гречанка. Потому я и выбрал этот сюжет. Ей понравилось.
Аяне - нет. Она презрительно скривилась:
- Не знаю, откуда ты взял это, чужак, но всё закончилось иначе.
Визарий заглянул ей в лицо. У него это получается очень сверху, разве только ты стоишь, а он на корточки присядет. И оттого вид всегда имеет несколько виноватый: ничего, дескать, что я над тобой торчу? Людей это подкупает почему-то.
- Это очень старая легенда о прежних амазонках. Царица Ипполита последовала за Тезеем Афинским, родила ему сына. И погибла, защищая мужа в бою. У вас об этом рассказывают иначе?
Красавица отвернулась, кусая пухлую губку. Рваную тунику она сменила – оказалась в запасе. Но вечер прохладный. Не люблю, когда женщина мёрзнет. Я взял свой плащ и накинул ей на плечи. А плечико ничего себе – покатое, сильное…
Не понял, как земля ушла из-под меня. А надо мной нависло перекошенное яростью лицо. И кривой нож, очень острый… Вообще-то, я, конечно, сильнее. Но в тот миг нашло на меня оцепенение, словно я без спросу заглянул в такие места, где смертным бывать не положено. Не знаю, чем иначе объяснить: кажется, я её до смерти испугался.
Хорошо, Визарий не оплошал. Оторвал её от меня, стиснул локти.
- Аяна, Аяна, всё в порядке!
С таким успехом можно уговаривать шторм. Или табун жеребцов в период гона. У неё только что пена изо рта не шла, а глаза были вовсе дикие. А из глаз била та же потусторонняя жуть. Впрочем, нож уже выпустила. Одержимость там – не одержимость, а я знаю, какие пальцы у Визария. Завтра предплечья у красавицы будут очень болеть. А синяки сойдут недели через две.
- Всё, всё… посмотри на меня, вот так. Лугий хотел тебя укрыть, он не думал ничего дурного. Не стой столбом, скажи!
- Я, правда… извини, Аяна. Я дурак!
Точно, дурак. Никогда не видел, чтобы такое с женщиной творилось. Что теперь?
Голос Визария становится настойчивее. Он умеет убеждать. Я уже замечал: чем тише он говорит, тем лучше его слушают. И она услышала. Головой повела, как неживая – и уставилась в синие глаза, словно не было сил оторваться.
- Сейчас я отпущу тебя. Ни я, ни Лугий больше до тебя не дотронемся, клянусь! Не бойся. Ну… вот так.
Он отвёл руки. Аяна дышала ещё неровно, но в ум, похоже, пришла. Визарий осторожно, на корточках отодвинулся от неё, и лишь потом встал.
- Надо согреть воды, - сказал он мне.
Зачем, интересно знать? Горячим вином её поить собирается? Я бы не стал. Но и спорить с ним не буду, он всё равно умнее. Взял ведёрко, спустился к реке. Визарий последовал за мной.
- Что это с ней? - спросил я потихоньку. – В первый раз женщина так от меня…
Он не понял. Наверное, просто не видел, ЧТО через неё глядело, когда она склонялась надо мной.
- Аяна подвергалась насилию. И едва ли она была уже взрослой женщиной. Интересно, сколько ей было тогда?
- Двенадцать, - раздалось за нашими спинами.
Амазонка оставаться одна у костра не пожелала. Сама себя боялась? Да ещё поблизости труп гота лежит. Мы завернули его в полотно, завтра домой повезём.