Воистину, есть вещи неизменные, одна из них – привычка к роскоши.
За обедом Требий продолжает разговор об утраченном тексте. Что-то в нём не даёт покоя образованному римлянину.
- Как он это закончил? Мы знаем, что волей Зевса Прометей был освобождён. Явил ли Громовержец милость или внял доводам скованного собеседника?
Кажется, моя физиономия выдаёт, о чём я думаю.
- Ты в чём-то сомневаешься, Визарий?
- По правде, да. В какой роли автору нужен Геракл? В роли живого зубила? Или человеку будет дано право решать самому?
- А чего ждал бы ты?
О, чего ждал я, там точно не будет!
- И всё же? Ты считаешь, что Геракл разрешает спор, приняв сторону Прометея?
- Ага, и Зевс покорно соглашается с его выбором!
- Полагаю, то, что я слышу в твоём голосе – это ирония? Она тебе не очень удалась.
- Возможно. Привычка к мечу формирует своеобразное понимание юмора.
- Вот именно, привычка к мечу. Ты хочешь сказать, что понимаешь поступок смертного героя, и это не была покорность воле богов?
- Полагаю, Геракл просто уравнял шансы. Все те же доводы – минус орлы и цепи. И спорьте хоть до скончания времени, только кому это интересно! Разве что паре римлян, кичащихся своей учёностью. Думаю, их спор скоро угас бы сам собой. В таком диалоге пытки бывают самым весомым аргументом. Причём для обеих сторон.
Не думал, что мне удастся развеселить Авла Требия. Его веселье выглядит даже мрачнее, чем обычная холодная чопорность.
- Ты ещё больший безбожник, чем я думал, Визарий! По меньшей мере, странно для человека, много лет служившего мечом Господа. Ты думаешь, что это комедия? Твой финал в духе «гордиева узла» в трагедии смотрелся бы неуместно.
Мне остаётся лишь пожать плечами:
- Я не говорил, что это есть в тексте. Просто мне вдруг захотелось, чтобы всё вышло именно так.
Отсмеявшись, Требий снова вперил в меня свои стальные буравы:
- Я вдруг подумал. Визарий: ты помнишь сказание о посмертном путешествии Эра из Памфилий? Того, что воскрес на костре на двенадцатый день, а потом рассказывал, что видел в Гадесе. Об этом написано у Платона. И у Макробия, кажется.
Я помнил, но какое это имело…
- Ты часто умирал, Визарий! Значит, подобно Эру, мог видеть богов и беседовать с ними.
- Увы, если это так, то я слишком много пил из Леты. К тому же Эр не видел богов. Он говорил лишь о трёх парках, да веретене Ананки в центре светящегося столпа . Почему ты вспомнил об этом?
Его глаза шарят по мне, словно цепкие руки. Неприятное ощущение, между прочим.
- В моменты посмертия ты мог видеть своего бога.
- Не думаю. Он правил племенем гигантов, живших до потопа, и исчез вместе с ними. Так мне говорили.
Но Мейрхион захвачен этой мыслью:
- Гиганты? В самом деле, что, если так всё и происходит? Души получают жребий, подходят в очередь к столу, где разложены судьбы, и выбирают ту, которую проживут после нового рождения. И значит, ушедшие гиганты давно воплотились вновь. Ты ведь вполне можешь быть одним из них!
- Только потому, что цепляю головой притолоку? Нет, не думаю.
- А почему нет? Ты выбрал жребий героя.
Мне невесело, но я смеюсь:
- Ничего не помню об этом, но если впрямь выбирал, то, должно быть, подобно Одиссею долго копался, пока отыскал самую заурядную судьбу. И собирался её прожить. Поднять иной жребий мне пришлось на земле, среди живых. В душе я не герой.
- Отчего же ты столько лет был готов умирать за чужие грехи?
- Ну, кто-то это должен делать.