Не знаю, как там с прошлыми делами, но сейчас он испортил мне прекрасную возможность. Ничего другого не оставалось, я вышел из-за сарая в тот самый миг, когда удивительно маленькая, измождённая и совершенно седая женщина подхватила на руки златокудрую девочку лет трёх и почти бегом припустилась прочь. Только подол белой льняной рубахи развевался, да пятки сверкали.
- Странно, по голосу она показалась мне моложе. Лугий, ты её хоть разглядел?
Статный воин, стоявший под навесом, лениво потянулся. Я уже видел его прежде, это он рассмеялся, когда Тотила без разговоров выгнал нас, а я обозвал его цвергом. Красивый парень, но я германскую красоту не понимаю: белые ресницы и брови не украшают лицо, лишая его большой доли выразительности.
- А чего в ней разглядывать, Меч? Это Гейст, рабыня, ухитрившаяся родить Рейну красавицу-дочку. Девка не стоит того, чтобы о ней говорить.
Хорошо, почему ты тогда с ней говоришь? И почему ты говоришь со мной, когда все твои соплеменники избегают меня, как чумного?
- Я согласен поговорить о чём-нибудь другом, храбрый Хаген. О чём бы ты хотел? У здешнего корчмаря есть доброе пиво, мы можем выпить его вместе.
Парень снова улыбнулся своей треугольной улыбкой:
- Я буду пить пиво, ты напоишь меня и станешь расспрашивать, а, Меч?
Я развёл руками:
- Совершенно верно. А ты будешь молчать, как истинный германец, преданный вождю и этому… как там вашего урода зовут? Но это не беда, Хаген. Я всё равно напою тебя.
Он громко расхохотался. За что люблю германцев – за непритязательное чувство юмора. Сам пошутит, сам посмеётся. Мой галл кривится, слушая это подобие шутки. Что поделать? Обычно у нас шутит Лугий. Я людей почему-то пугаю, и чувство юмора у меня специфическое. Мне верят лишь в самой крайней нужде. А он может непринуждённо лакать что-нибудь крепкое в любой компании, и ему радостно изливают душу. Я потом добытыми сведениями пользуюсь.
Сейчас дело обстояло иначе. Лугия словно подменили, он и арфу свою не достал ни разу. И на Хагена смотрит волком. На меня, кстати, тоже. Хаген женщину обидел, а я не заступился. В некоторых вопросах Лугий непрошибаемо твёрд.
- Я бы пошёл с тобой пить, - отвечает Хаген. – Но здесь ещё галл – Убийца Вождей. Я его боюсь! – и радостно скалится, ожидая Лугиевой реакции.
Мой друг дёрнулся, воспринимая оскорбление совсем всерьёз. Тоже на него непохоже, он всегда умел срезать дерзкого шуткой. Поймав мой тревожный взгляд, напрягся, потом выдавил с ухмылкой:
- Тебе нечего бояться, Хаген. Ведь ты ещё не вождь. Или ты собираешься стать им?
Теперь напрягся Хаген. Как это у них получается – непринуждённо ходить по чужим мозолям? Безошибочно и нагло.
Гот извлёк из недр своего существа почти нормальную улыбку:
- Я бы рад, но место занято. Ты ведь видел сам.
- Ага, - зевает мой друг. – Видел: сидят на троне полтора и половина.
Ему удалось-таки спровоцировать Хагена – в ответ раздался вполне здоровый и дружелюбный смех. Спасибо, Лугий, никогда в тебе не сомневался!
Потом мы сидели в корчме лысого Теокла и пили горькое пиво. И Хаген рассказывал нам то, что мы так жаждали услышать:
- Нет, Визарий, Тотила не всегда был жрецом. Это случилось в той заварухе, когда погиб прежний вождь, его отец. Тогда слепец надел пояс и сделал громилу Рейна вождём.
Вспоминаю рассказ Эрика:
- Что же, пояс подошёл Тотиле? Я слышал, он немногим впору.
Беловолосый гот досадливо морщится. Честное слово, когда он не улыбается, то выглядит куда приятнее:
- Куда там впору! Тотиле его можно на плечах застёгивать. Он всегда носил его, держа руками вокруг бёдер. Как штаны с разрезанным гашником, представляешь себе такое?
Галл зло смеётся над своей кружкой. Я тоже представил, картина комическая.
- Как же вы слушаетесь это жалкое создание? В нём нет ничего от Богов.