— У нас все хорошо. Билл работает, ему увеличили за’гплату. Молли часто бывает у меня, мы с ней столько наплани’говали!
Следующие несколько часов Гермиона и Флер говорили о семье Уизли, об отношениях Рона и Гермионы, о войне, снова о рождении ребенка. Количество чашек на столе, съеденных пирожных и конфет быстро увеличивалось, а разговоры не кончались.
Гермиона вернулась в Хогвартс к шести часам, самой последней из всех учеников. Филч недовольно ждал ее у дубовых входных дверей, кутаясь в свою старую облезлую куртку.
В школе до сих пор действовали повышенные меры безопасности, что являлось для Филча дополнительной работой и головной болью. Завхоз за последнее время стал еще более желчным и придирался к ученикам по малейшему поводу.
— Чего так долго? — недовольно проскрипел завхоз. — Я должен тебя весь день ждать?
— Это ваша работа, — сухо ответила Гермиона, неприятно поморщившись, когда Филч ткнул ее Детектором Лжи в плечо.
В гостиной Гриффиндора было уютно и тепло. В камине весело потрескивал огонь, обогревая всех желающих. Гермиона сильно замерзла, возвращаясь из Хогсмида. Теперь же она чувствовала, как вместе с теплом к ней возвращается хорошее настроение.
Но что-то было не так, в гостиной висело подавленное настроение. Симус помахал Гермионе рукой в гипсе, Невилл поздоровался, стараясь не шевелить обмотанной бинтами головой. У Рона были подбиты оба глаза, у Гарри — рассечена губа. Многие гриффиндорцы были разукрашены россыпью синяков и царапин.
— Что здесь произошло? — удивленно спросила Гермиона, подойдя к Гарри. — Война? Волдеморт вернулся, и вы сражались с ним?
— Нет, — смущенно произнес Гарри.
Он рассказал ей обо всем, что произошло на стадионе.
— А потом мадам Трюк привела остальных преподавателей, и они все вместе остановили нас. МакГонагалл так кричала, что сорвала голос. И не она одна. В общем, всех участников ждет наказание.
— И правильно, — жестко произнесла Гермиона. — До сих пор не могу поверить, что в этом участвовала почти вся школа. А куда старосты смотрели?
— Они дрались вместе с остальными.
— Это поразительно! Как они могли? Они должны следить за порядком, а не нарушать его! Да за такое надо лишать значка! — бушевала Гермиона, потрясая кулаком в воздухе. — Они своими действиями подрывают престиж школы. Ты знаешь, что за драки в этом году исключают? МакГонагалл еще в начале года предупреждала всех.
— Но всю школу она не исключит.
— Не исключит, но наказание придумает точно. Не думаю, что кому-то будут сделаны поблажки, даже героям войны. Гарри, зачем ты ввязался в это?
— Да не хотел я, — в сердцах произнес Гарри. — Но потом Теодор Нотт, слизеринец с седьмого курса, пульнул в меня оглушающим заклинанием. Я и не стерпел. Слизеринцы совсем зарвались.
— И, конечно же, вы с Роном и остальными бросились бить слизеринцев! Такой повод, как не отвести душу на ненавистном факультете. Ведете себя как мальчишки. Все, войну пережили, так нет, дайте еще поиграть! Ах, не даете, мы сами ее создадим! — голос Гермионы стал жестким, ее слушали все гриффиндорцы в гостиной. — Чем сильнее мы разжигаем вражду, тем к большим последствиям это может привести. Слизеринцы сейчас обижены на весь свет. Их ненавидят, считают предателями, откровенно презирают. Если так будет продолжаться, они начнут мстить. И лысой Ромильдой мы не обойдемся. Мы сами создаем себе врагов своими руками и с широко открытыми глазами. Человечество на протяжении всего своего существования доказывало это. Но мы как были слепы и глухи, так и остались!
Гарри поднялся во весь рост и раздраженно глядел сверху вниз на Гермиону. Его голос звучал на всю гостиную.
— Я понимаю, что мы поступили неправильно, подвели МакГонагалл. Но как, скажи, мы должны были реагировать? Стать послушной мишенью для битья? Мило махать слизеринцам, пока они бьют нас, и защищаться словами о моральных принципах?
— Гарри, я точно так же как ты ненавижу слизеринцев и точно так же натерпелась от них за семь лет. Один Малфой чего стоит, мастер изводить нервы и втаптывать людей в грязь, или Пэнси с ее грязным языком и не менее грязными сплетнями.