Когда Джон спускался со второго этажа — лестничные пролёты здесь были большими, как показала практика, — внизу громко хлопнула дверь, и раздалось заглушённое улюлюканье. Мужчина чуть ли не остановился, замедлил шаг, чувствуя панику на душе, но собрал себя в кучку и вновь заставил бежать, хотя было отчего-то тяжело (несмотря на то, что боль в голове постепенно проходила). И вроде бы ему не впервой видеть умалишённых людей, но почему-то Чеса оказалось увидеть очень и очень жутко… всё мгновенно холодело на душе. Благо, что из прошлого осталась твёрдость духа — именно поэтому он сейчас бежал, несмотря на постоянное онемение, готовое накинуться на него и разом остановить. Как оголтелый, выбежал он из здания, хлопнув дверью так, что та вконец слетела с ржавых петель; взгляд его бешено прошёлся по двору, по видневшемуся пустырю сквозь дыры в ограждении; метрах в сорока находились ворота, в мгновение ока дрогнувшие и остановившиеся: Чес выбежал.
Джон вздохнул, покачал головой и ринулся что есть силы; ему всегда казалось, что он быстро бегает, поэтому задача догнать парнишку, причём нездорового, не представлялась ему сложной, однако, оказавшись на пустыре, мужчина увидал вдалеке быстро удаляющуюся фигурку и подивился скорости больного. Он пытался догнать, но не мог: Креймер был во много раз быстрее его. Будто к нему резко прибавились силы; это было странно, но на раздумья у Константина было не так много времени, поэтому оставалось только бежать. Мужчине нужно было пробежать ещё половину, как Чес уже выбежал из калитки, гулко скрипнув ею; Джон прибавил скорости, ещё не зная точно, но предчувствуя, что если он не нагонит Креймера сейчас, то произойдёт нечто нехорошее. А ещё он немного проклинал этого упрямого мальчишку: вот надо было лезть следом, если знаешь, что это не может обернуться ничем хорошим? Константин ведь серьёзно надеялся проверить ту комнату, уже не чувствуя, а наперёд зная, что в ней хранится нечто важное; ужасная головная боль, от которой сейчас слегка тошнило, уходила на второй план — любопытство, как известно, сильнее. Наконец Джон добрался до калитки и, не останавливаясь, резким движением перемахнул через неё — благо, она была невысокая, где-то полтора метра в длину.
Фигурка убегающего растворялась в промежутках темноты и вновь появлялась в свете от окон; скорость была фантастической, но Константин старался не отставать. Теперь, когда они вновь «шли» по аллее, только уже с расстоянием друг между другом в двести метров, в голову мужчине пришла одна не очень позитивная идея: что, если парень сядет в машину и?.. Нет, дальше не хотелось думать; Джон, не чувствуя усталости, рвался вперёд и вперёд, стараясь обогнать ветер, дующий ему в спину. Он пару раз окрикивал Чеса, но всё безуспешно — водитель его будто не слышал. Бывший повелитель тьмы бежал и проклинал, проклинал всех: и себя, и Креймера. Считал, что оба хороши; впрочем, жаловаться после — сейчас надо молиться, чтобы всё окончилось благополучно.
До машины оставалось финальных сто метров; Джон только сейчас ощутил, как выдохся, но темп постарался не сбавлять; неприятным звуком по его уху резануло тарахтение машины — парень завёл её. На секунду в салоне блеснул свет, потом мигнули фары; через пару секунд, когда оставалось буквально метров пятьдесят, машина резко двинулась с места и, невзирая на крики Константина «Креймер, остановись!», быстро покатилась вперёд, развернувшись в сторону главной улицы. Мужчина на ходу взвыл, понимая, что это конец, но бежать не остановился: благо, что водитель, видимо, не совсем в уме, вёл автомобиль не так резво, поэтому где-то в метрах ста от него можно было скорым шагом ещё находиться. Сердце Джона не успевало леденеть от происходящего: слишком резко сменялись ситуации и картинки; зато сам мужчина на удивление стойко держался, понимая, что даже в такой жопе, как сегодняшняя, нужно искать выход. Но выхода, кроме как лихорадочно бежать, больше не было. А на ходу мыслей и возникнуть не могло… не успевалось.
В горле пересохло, голову сдавило, лёгкие, казалось, иссушены полностью, а ноги были ватными, но Джон бежал не переставая. Машина, шарахаясь из стороны в сторону, резко завернула на главную улицу и скрылась за углом дома; послышались бибиканья, торможения, треск и, наконец, скрежет ломающегося корпуса; Константин слышал это даже на расстоянии где-то ста пятидесяти шагов от места вероятного ЧП; в сердце больно что-то кольнуло — верно, нежелание терять. Опять. Снова. Нет, Джон не хотел верить и, вертя головой в разные стороны и шепча как молитву «Нет-нет!», бежал, чувствуя, как глаза застилает какая-то смутная пелена. Он действительно вёл себя как ребёнок в тот момент, но упорно отрицал самый возможный и самый печальный факт исхода этого события…
Пробежал мужчина всё расстояние до поворота на главную улицу с заунывной пустотой внутри головы: мысли были излишни. Они, однообразные до зубовного скрежета, выветривались и не пытались задерживаться; Джон, закусив губы до крови от какого-то слишком чистосердечного крика, впервые в жизни нёсся так быстро, не обращая внимания на то, что мог запросто умереть на месте от нехватки воздуха — это только со стороны кажется абсурдным, на деле же чистая правда. Константин, наконец вырвавшись на финишную прямую, оказался глубоко не рад увиденному: пять машин всмятку, некоторые из них более разбиты, некоторые — менее; две были даже вообще перевёрнуты. Сбито человек шесть, случилось это на перекрёстке на зелёном сигнале светофора. Ужас, катастрофа, крики, стоны раненых, кровь, много крови на сером асфальте и полосатой зебре; всё пронеслось перед глазами Джона просто как немного неприятная картинка — он судорожно бежал к машинам, высматривая одну единственную и чему-то неслышно молясь. Мужчине было стыдно и очень гнусно на душе переступать через окровавленные тела погибающих и не оказывать им помощи; он даже проклял мерзкого парнишку за его упрямство и случившееся. Но больше он проклинал себя… за что? За всё! Определённо…