— Я несколько раз выходил в приемную, — вместо меня ответил Влад, — она даже не заметила этого, поглощенная работой. А когда закончила, отдала Алле и занесла мне….
— Знаешь, сынок, — очень медленно сказал он, продолжая смотреть на меня, — что я с тобой сделаю, когда тебе станет лучше?
От этой угрозы мне стало очень холодно.
— То, — твердо ответил Влад, — что я заслужил.
— Тогда поднимайся, придурок, и поехали домой! — он одним движением помог Владу встать, и они вместе направились к выходу, покидая кабинет и приёмную, оставляя меня в полном одиночестве.
Пройдя к своему столу, я обессиленно опустилась на стул, стараясь собрать мысли в кучу. Я сделала всё, что могла, показала свою работу, помогла справиться с приступом, выдержала этот страшный разговор, но почему-то это не приносило облегчения. От обиды и гнева, от страха и усталости я положила руки на стол, сложила на них голову и заплакала. Заплакала, потому что почувствовала себя вещью — ненужной и неудобной, девочкой по вызову, предметом мебели. Это было настолько больно, что я даже не ожидала подобного от себя, думая, что готова к любым испытаниям.
Часы пробили половину второго ночи. Москва за окном все еще не спала — гуляла и веселилась, а мне только и оставалось, что закутаться в чужую рубашку и стараться придумать, как добраться до своей маленькой съемной комнаты на окраине этого грозного, безжалостного города.
Внезапно, я почувствовала, как кто-то осторожно задел меня рукой за плечо. Резко вздрогнула и подняла голову. Напротив, меня молча стоял Александр Юрьевич, сложив руки на груди.
Сердце на мгновение замерло, а потом бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Я замерла, не в силах вымолвить ни слова, только смотрела на него, чувствуя, как страх сковывает тело. Как давно он здесь стоит? И почему вернулся?
Александр Юрьевич внимательно рассматривал меня, его взгляд был тяжёлым, пронизывающим, словно он пытался прочитать мои мысли. На его лице не было ни гнева, ни презрения, только непроницаемое выражение, которое заставляло меня чувствовать себя маленькой и беззащитной.
— Этот дебил сейчас в машине, в безопасности. А ты, мышка, почему еще здесь?
— Вызываю такси, — ответила я, даже не пытаясь вытереть глаза, чтоб не выглядеть совсем дурой. — А вы за ким чертом тут? — и снова мой не сдержанный язык дал о себе знать.
Александр Юрьевич прищурился, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на удивление. Он не привык, что с ним так разговаривают, особенно в такой момент. Я почувствовала, как холодный страх пробегает по спине, но, видимо, что-то в моём усталом, вымотанном состоянии вызвало у него не гнев, а скорее интерес.
— Зачем я здесь? — протянул он, его голос звучал мягко, почти лениво, но в этой мягкости чувствовалась скрытая угроза. — Ну, знаешь, иногда нужно убедиться, что последствия твоих действий не вышли из-под контроля.
Я замерла, вслушиваясь в его слова. В них была какая-то загадка, что-то, что я не могла сразу понять. Он подошёл ближе, его тень легла на меня, и я почувствовала себя ещё меньше и уязвимее.
— Последствия? — переспросила я, стараясь сохранить ровный голос, хотя сердце бешено колотилось. — Вы хотите сказать, что беспокоитесь обо мне?
Он усмехнулся, и его улыбка была такой хищной, что меня бросило в дрожь.
— О тебе? — его голос был полон насмешки. — Я беспокоюсь о том, что может случиться, если ты вздумаешь что-то сделать, чего не стоит делать. Или сказать кому-то то, что не следует говорить.
Я глубоко вдохнула, набирая воздух. И…
И тут Остапа понесло:
— А не пойти бы вам, Александр Юрьевич, по известному всем маршруту? А? — выпалила я.