А Ракель Самуиловна теперь и вправду почувствовала себя укротительницей льва, который только что исполнил интересный, но совсем незапланированный номер и публика с интересом наблюдает, что будет дальше. А ей хоть кланяйся. Товарищ Незабудка стреляла глазками по сторонам, ловила взгляды посетителей и виновато улыбалась.
Аплодировать товарищу Тыжных посетители булочной постеснялись, и вернулись к завтраку. И Ракель Самуиловна тоже стала пить свой кофе. Свирид, доев вкусную булку и вытерев руки о необыкновенно чистую салфетку спросил:
— Ну, и сколько всё это стоило?
— Счёт принесут, и узнаем, — с философским спокойствием отвечал Арнольд Буханкин, наслаждаясь завтраком.
— Значит в тёмную играют, раз цену сразу не говорят, обувать будут — резонно предположил Тыжных. — Ну да ничего, поторгуемся. Лишку не дадим.
— Свирид, It so is not accepted. — от возмущения криво Буханкин.
— Говорил я тебе, Арнольд сто раз: не говори со мной на буржуйских языках. Говори по-русски.
— И говорю тебе, по-русски, не вздумай тут торговаться, не позорь меня, где это слыхано, чтобы сотрудник ОГПУ торговался как последний старорежимный купчина.
— Что ж, мне тут теперь, половину денежного довольствия оставить вон тому… — товарищ Тыжных кивнул на напомаженного месье Роже, — … у которого сало на башке. Ему и так жиру хватает, аж с башки течёт. Авось не голодает.
Ракель Самуиловна как раз делала глоток кофе, и эта фраза показалась ей настолько смешной, что она фыркнула в чашку и облилась, немного забрызгав скатерть. Оставив кофе и продолжая тихонько посмеиваться, она стала вытирать себя салфеткой и приговаривать:
— Товарищи, мне стыдно с вами… Вы дадите мне спокойно позавтракать? Вы можете прекратить балаган? Это ж просто шапито какое-то. Лучше бы Вы, товарищ Свирид, и вправду, сидели в машине.
Ей действительно было стыдно, так как она опять ловила взгляды посетителей.
— Может и лучше, да вот только сидеть я должен возле Вас! — отрезал Свирид. — И дёготь это ваш пить, даже не зная, почём его хлебаю.
— Успокойтесь, я Вас угощаю. — Сказал красавица.
— Да не надо меня угощать! Я вам не дармоед какой-нибудь, и Вы мне не мамаша.
— Будь я на три, четыре года постарше, то и могла бы быть вашей маман — примирительно говорила Ракель Самуиловна.
— Да никогда бы Вы не смогли быть моей мамашей!
— А и почему же?
— Да потому, что моя мамаша — трудовая крестьянка, всю жизнь не разгибалась. То в поле, то огороде, то в коровнике. — с упрёком ответил Свирид. — Четыре голода пережила и семь детей на ноги поставила. А Вы…
Он замолчал. Ракель Самуиловна в одну секунду стала бледна и сказал холодно:
— Ну? И что — я⁉ Ну, говорите, что — я…? Что Вы замолчали, товарищ Свирид? Боитесь сказать?
— Да ничего я не боюсь!
— Ну, так договаривайте! Давайте! Так кто я?
— И договорю. Скажу кто вы! Если нужно будет. — пообещал Свирид.
— Так давайте! Нужно! Говорите! Ну!
— Вы публичная женщина, вот Вы кто! И это ещё полбеды.
— Да⁈ — у товарища Незабудки уже раздувались ноздри. И кофе она уже не хотела. — А в тогда чём вся беда?
— А в том, что вы распутная женщина.