Глава 18
Они вышли из общежития, когда рабочий народ только просыпался. Тыжных передал ключи от комнаты заспанному Ваське, и торжественно обещал ему, что когда приедет, то обязательно будут ходить вместе на занятия по политэкономии.
А на улице, когда они с Незабудкой уже шли к автомобилю, из подвального окна выскочила и пробежала перед ними чёрная кошка.
— Стойте! — сказала Ракель Самуиловна, хватая Свирида за рукав. — Давайте обойдём вон там.
— Товарищ Катя, — с укором и насмешкой сказал оперуполномоченный, — Вы ж партийный человек, а в предрассудки верите. Что там у Вас в голове?
— Нормально, у меня всё в голове, — настаивала красавица. — Может это и суеверия, а может, и нет. Если нет — то, и волноваться не о чем, а если да — то, и предосторожность не помешает.
— Ну, раз Вы такая тревожная, то я первый пройду. — Сказал Свирид и пошёл к машине.
— Глупо, — только и успела сказать Ракель Самуиловна, и пошла за ним. И едко спрашивала. — А Вы знаете, что-нибудь про ослов?
— Про кого? — не понял Свирид, открывая ей дверь.
— Про осликов. Это животные такие. С ушками.
— А, это на котором Христос въехал в Иерусалим?
— Да, на нём. Так вот, эти животные считаются самыми упрямыми.
— А к чему это вы начали здесь про ослов с утра пораньше? — спросил Тыжных, и с подозрением покосился на неё, заводя мотор.
— А к тому, товарищ Тыжных, что Вы упрямством своим переупрямите самое упрямое животное — с улыбкой сказал Ракель Самуиловна.
— Ага, ну понятно — произнёс он, выруливая от бордюра. — А знаете, вот была у нас в деревне одна корова однорогая…
— Уже знаю, Падлой звали. Она мне скоро как родная будет, просила же не сравнивать эту вашу Падлу со мной ни по каким критериям — заносчиво и насмешливо сказала Ракель Самуиловна, доставая последнюю папиросу.
— А я, может, и не сравнивал Вас с ней. Хотя будь Вы коровой, были бы ейной родной сестрой и тоже бы по крышам курятников скакали бы.
— Дурень! — беззлобно сказала красавица и закурила.
— Может и дурень, а вот знаю, что табак натощак курить вредно — ухмыльнулся Тыжных. — Не то, что некоторое умные.
— А Вы уже и не только в коровах разберетесь, Вы ещё и доктор? — съязвила Ракель Самуиловна, выпуская в Свирида дым.
— Да я не доктор, конечно. Но наш фельдшер полковой так и говорил: «Товарищи, пока с утра не порубаете, махра, махорка, — враг, не хуже Врагеля».
Автомобиль катил по залитым утренним солнцем пустынным улицам Москвы. Товарищ Незабудка молчала, папироску не выбросила, несмотря на рекомендации компетентного в вопросах утреннего курения Свирида. Она поглядела на него и спросила:
— А где Вы ослов видели, или они у Вас в деревне водятся, вместе с однорогими коровами?
— Зачем в деревне? Я ослов в Крыму видал! — ответил товарищ Тыжных и добавлял со знанием дела: — Серые они и мелкие, словно мерин недокормленный. И хвост у них не как у лошади, не хвост, а паскудство некрасивое.
— О, так вы отдыхали в Крыму? — удивилась красавица.
— Отдыхали, — покивал Свирид, — неплохо отдохнули. Только снег шёл мальца, а так славно отдохнули.
— И где вы там отдыхали? В снегу-то?
— Ну, так наш полк был придан седьмой пехотной дивизии. Мы, как Сиваш форсировали, так дивизия завязла в боях. Там офицерьё сплошное стояло, а мы их по берегу обошли и пошли сразу на Симферополь, почти без боёв шли. Там я ослов и видел. Там и отдыхали, а потом на Ялту пошли, там вообще две недели стояли, аж до конца января. Там я и отъелся, и рана моя до конца зарубцевалась, и коня подлечил, и вшей почитай подчистую вывел. В общем, хорошо отдохнули. А харч какой был! Баранина! А потом там и обмундирование новое получили, со Врангелевских складов. Отлично обмундирование, английское. Китель у меня был офицерский. Его потом шрапнелью порвало в Польскую, жалко было.
Тыжных, этот мальчишка, рассказывал ей это так, будто он не на войне был, а катался по лучшим курортам Европы. Он улыбался, вспоминая Крым так, словно это лучшее воспоминание в его жизни. Ракель Самуиловна посмотрела на его правую веснушчатую щёку и поняла, что за всю свою жизнь этот крепкий деревенский парень ничего лучше и не видел, чем этот зимний отдых в Крыму.