Будь это всё компьютерной игрой, зритель милосердно избежал бы подробностей, увидев лишь постепенно исчезающие модельки мёртвых врагов. Но в реальности всё оказалось значительно жёстче и кровавее. Мощная ударная волна, осколки и пламя собрали свою жатву, калеча и убивая кабал. Отрывая части их тел, сжигая и оставляя на земле изломанными куклами, отчаянно цепляющимися за жизнь.
Транспортник, попавший в зону поражения, лишился щита и Амадеус лаконично завершил это побоище, выстрелив из ракетницы под одобрительные возгласы Афины, находившейся в том же эмоциональном диапазоне, что и Фелис.
Рэй, узревший дождь из ошмётков кабал, не сводил странного взгляда со своего призрака. Тот, в свою очередь, самозабвенно смотрел на пламя и испытывал несказанное наслаждение. Он только что убил несколько десятков врагов. Без Света и сложной техники. Только хитрость и подручные средства. Как же это было прекрасно… Так изумительно справедливо! Они хотели лёгкой охоты, а сами стали добычей.
Хэйла поднялась с земли, сжимая в одеревеневшей руке револьвер. В ночи и пламени её силуэт терялся. Почти не таясь, она двинулась среди мёртвых и раненых. Нет, варлок не тратила патроны на тех, у кого не было шансов спастись. Их убьёт время. Но те, кто ещё мог выкарабкаться, находили свою смерть под глухие хлопки оружия. И девушка не чувствовала жалости.
Они что-то сделали со Странником. Скорее всего, захватили или уничтожили Город. Сколько людей в этот самый миг точно так же умирают под пулями и ногами захватчиков? Сколько гражданских задыхается под завалами? Сколько лишённых Света стражей и обычных солдат уже погибло? Хэйла не знала. И это только сильнее распаляло её злость.
Перешагнув обезглавленного легионера, варлок увидела псиона без правой ноги. Ту оторвало ниже колена и пришелец тщетно пытался остановить кровь, обхватив культю руками. Варлок медленно подняла револьвер. Псион, заметив движение, поднял взгляд на стража. Из-за шлема девушка не могла увидеть выражение его лица, но это и не было нужно. В ужасе он отпустил обрубок ноги и попытался отползти назад, не сводя взгляда со Стража.
На какой-то миг Хэйла словно увидела себя со стороны.
Много ли человечности в том, чтобы добивать раненых? Много чести в убийстве безоружных? И будь это человек, а не псион? Чем бы тогда уже она сама отличалась от легионов палачей и убийц, что несли среди веков громкие знамёна, в убогой попытке прикрытся ими словно простынёй и спрятать свою звериную натуру.
Револьвер гулко ухнул и псион упал на спину. Больше он уже никогда не будет ходить и дышать. Не испытает радости и печали. Он умер. Навсегда.
Хэйла опустила дымящийся револьвер.
Это не просто битва идеологий. Не война за крест или полумесяц. Не свастика и звезда. За её спиной не поднимается римский орёл или знамёна Карфагена.
Это война на уничтожение.
В войне за выживание не может быть никаких условностей — ни сугубо, ни трегубо.
И здесь нет места жалости.
Если они отступят, то человечество погибнет. Так же, как и этот псион.
И потому Хэйла продолжала выполнять свою работу. Ради тех, кто не мог защитить себя сам. Ради того, чтобы на месте этого псиона не оказались юноши и девушки, что жили в Городе… Впрочем. Они уже оказались. В памяти всплыл старый разговор в поезде, в ночь её возвращения в башню. Интересно, жива ли та женщина и её сын? Или уже мертвы?
А вот тактика Амадеуса была такой, словно Свет вовсе не пропадал. Он с глухим звуком стукнул ракетницей противника по голове, моментально отправив к предкам и нацелившись на боеприпасы того. Афина запросто сделает из них что-нибудь полезное, а гранаты и вовсе можно использовать как есть. В конце концов, титан признавал для себя, что честная война окончена и без Света дарить противнику быструю смерть при всём желании будет затруднительно. Хотя признаться, он и не испытывал жалости после содеянного. Эти светло-голубые глаза видели слишком много зла, порождённого гордыней, что кто-то можешь снизойти и пощадить врага, который не пощадит тебя.
Размышления прервал странный звук. Его источник нашёлся очень быстро. Рэй стоял с тонким куском обшивки, предварительно отрубив им голову кабал словно гильотиной. Амадеус даже сглотнул, видя небывалую сосредоточенность и старательность охотника, чей крышевый состав вновь двинулся по рельсам безумия и стремительно мчался вникуда.
— Что ты на меня так смотришь? Патроны нужно экономить, — сердито сказал парень.