Уф. Эдвард Слоан. Местный золотой парень, миллиардер-плейбой. С тех пор как он перетрахал все женское население Хэйд-Харбора, не считая нас с Кьярой, он, похоже, положил глаз на меня. Конечно, у меня не было такого пугающего мужа, как Анджело, угрожающего проломить этому уроду череп, если он хоть на секунду задержит взгляд на его жене.
Я была одна и мучительно осознавала это.
— Мистер Слоан, здравствуйте.
— Сколько раз я просил тебя называть меня Эдвардом?
— Вы платите мне за работу, поэтому я бы предпочла этого не делать.
Он прислонился бедром к моей машине, помяв свой костюм за тысячу долларов.
Месяц назад он заказал у меня художественное произведение, и оно тяжело давалась мне. Это не был труд любви. Я делала это исключительно ради денег. Он обожал свою недавно умершую мать, его единственное достоинство, и попросил меня написать ее портрет с фотографии.
В свободное время я рисовала, но редко портреты. Ладно, это ложь. У меня было много портретов, но на них был изображен один человек. Никто никогда их не видел. Он был моим призраком с серебряными глазами.
Мужчина, которого я предала. Тот, кто никогда меня не простит.
Николай Чернов.
Остальные мои картины были пейзажами. Они были неизменно мрачными и зловещими. Почему именно Эдвард выбрал меня для написания портрета своей матери, я понятия не имела, да и не хотела слишком зацикливаться на ответе. Если он делал это, чтобы залезть ко мне под юбку, его ждало жестокое разочарование.
— Если бы я знал, что мы не сможем даже обращаться друг к другу по имени, пока ты работаешь на меня, я бы пригласил тебя на свидание до начала работы над картиной.
Я неловко улыбнулась, радуясь, что Лео уже сидит в машине.
— И я была бы вынуждена отказать. Я не хожу на свидания, и не собираюсь начинать.
— У тебя и так дел по горло с Лео. – Эдвард кивнул, как будто это могло быть единственной причиной, по которой я не хотела никуда идти с ним.
— Да, и я просто не заинтересована в отношениях.
Взгляд Эдварда скользнул вниз, к простому серебряному кольцу на моем безымянном пальце.
— Даже вдовам когда-нибудь приходиться жить дальше, Софи.
— Не конкретно этой.
Мой категоричный тон вызвал у Эдварда лишь ухмылку. Еще в самом начале я решила, что объявить себя вдовой - это самый быстрый способ избежать неловких разговоров. Более того, какая-то часть моего сердца, глубоко внутри и в тайне, чувствовала, что это так. Я потеряла любовь всей своей жизни и больше никогда не смогу с ним встретиться. Я чувствовала себя вдовой.
— Я не перестану пытаться переубедить тебя. Думаю, нам было бы хорошо вместе. Однажды ты согласишься, – сказал он. Это прозвучало как угроза.
— Следующая стадия портрета должна быть готова к выходным, если Вы хотите взглянуть на него, – твердо сказала я, скрестив руки на груди.
Легкий раздраженный тик в челюсти Эдварда был единственным признаком того, что я его разозлила. Он был одним из тех мужчин, чье хрупкое эго не выдерживало даже малейшего удара, например, когда его прерывали или отказывали. Он напоминал мне моего отца и Сильвио.
— Конечно, это было бы здорово. Я ведь не зря плачу тебе такие большие деньги, не так ли? Сможешь привезти картину ко мне домой? Я хочу увидеть ее в правильном свете, в том месте, где она будет висеть.
— Она еще не на той стадии, – мягко возразила я.
Он усмехнулся.