— Не искушать тебя? – невнятно спросила я онемевшими губами. — Ты стрелял в Джино.
— Я стрелял в многих. К чему ты клонишь? – в его голосе звучала скука, словно ему надоело смотреть на мое проявление эмоций.
Из глаз потекли слезы, и я попыталась сморгнуть их, но ничего не вышло. Взгляд Николая проследил за соленым следом, его красивое лицо оставалось бесстрастным.
— Ты собираешься застрелить и меня?
— Ты собираешься вынудить меня? – мягко спросил он. — Если бы все, чего я хотел, – это застрелить тебя, ты была бы мертва, когда только задумала выйти замуж за моего брата.
— Не притворяйся, что это задело твои чувства. Тебе нечего задевать, – прошептала я, мои колкие слова были похожи на шипы в надежде проникнуть ему под кожу.
Он улыбнулся, но в его улыбке не было ничего теплого.
— Вот тут ты ошибаешься, маленькая ласточка, запертая в клетке. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Я заглянул внутрь твоей души еще до того, как ты научилась так красиво лгать.
Он потянулся за спину, и свет блеснул на ноже, который появился в его руке. Он поднес нож к моей щеке. Я замерла, едва дыша. Он мягко провел им, не разрезая, а лишь угрожая, вниз по изгибу моего горла, к верхней пуговице рубашки. Быстрый надрез под пуговицей заставил ее укатиться в сторону.
— Не забывай, с кем имеешь дело, королева бала. Я все еще помню, какой красивой ты была… вся покрытая кровью. Я жажду увидеть это снова.
Королева бала. Этот титул вернул меня в ту ночь.
— Насколько я помню, на мне была твоя кровь, – выдавила я из себя, несмотря на желание съежиться от его прикосновения. Запертый ящик нашего жестокого, темного прошлого грозил вот-вот распахнуться и выпустить секреты, которые я должна была хранить.
— Моя кровь, твоя кровь – это не имеет значения. Никто не видит тебя так, как вижу я, и никто никогда не увидит. Мы связаны, ты и я, и мы оба это знаем. Я бы посоветовал тебе перестать бороться со мной, но я нахожу твой страх таким опьяняющим.
Он наклонился, вжимаясь лицом в изгиб между моим плечом и шеей. Его горячий язык коснулся кожи, вылизывая влажную, обжигающую полоску по всей длине.
Я задрожала. Мне казалось, что моя кожа пытается сползти с меня – убраться подальше от безумца надо мной или приблизиться к нему, я не знала.
Я уже давно оставила попытки понять реакцию своего тела на этого мужчину. Мои нервы были на пределе. Ненависть, влечение, шок и облегчение гудели под кожей. Я не понимала, какая эмоция преобладала. Преимущественно я думала о том, как странно чувствовать комфорт от прикосновения мужчины, угрожающего убийством. Вот что случается, когда изолируешь человека так тщательно, что он начинает испытывать жажду прикосновений, и даже нож к горлу кажется лаской.
Он добрался до моей челюсти и проложил дорожку поцелуев вдоль нее. Я попыталась повернуть голову, но нож уколол меня под челюстью.
— Открой глаза, – приказал он низким голосом.
Нож у моей яремной вены был достаточным стимулом. Я открыла глаза и обнаружила, что его переменчивый взгляд захватил все мое зрение. Словно я тонула в его серости. Эти сбивающие с толку глаза были так же прекрасны, как и тогда, когда в семнадцать лет я улыбалась красивому незнакомцу в баре, изо всех сил стараясь казаться старше своих лет. Я и не подозревала, что привлекла внимание хищника, который никогда не откажется от охоты.
Он наклонился и прикоснулся своими губами к моим.
— Я думала, что я просто твоя страховка?
Мои слова прозвучали скорее как придушенная мольба, чем вопрос, и я возненавидела себя за это.
— Верно, моя страховка, – повторил он. Его пристальный взгляд прошелся по моему лицу, задерживаясь на всех плоскостях и впадинах, как будто он сохранял в памяти все детали. — Ты открываешь рот, и я забываю.
— Забываешь что?