Им не мешал никто. Ни кто. Только Амрезий стоял у входа в эту подземную с бассейном купальню, этой ночью, с разносом с вином и фруктами. И ждал окончания любовной развязки и отдыха двух вцепившихся друг в друга страстных любовников. Амрезий слышал их двоих стенанья и возню там, у бассейна на каменном полу и ревновал.
Ревновал Ганика к этой женщине. Он бесился в душе и не мог успокоиться. Он любил тоже Ганика. Он хотел быть его подругой и другом в одном лице, но Ганик отвергал его притязания на любовь. Ганик не был таким как Амрезий. Ганик любил только женщин. А Амрезий любил его. Любил, как только тот появился на вилле Харония Магмы. Амрезий бился о каменную подвальную стену кучерявой мальчишки русоволосой головой. И лил слезы, слыша, как Ганик занимался любовью с его рабыней хозяйкой. Он ненавидел теперь Сивиллу. Ненавидел, но не мог ничего поделать, он был просто раб. Раб самой низшей категории. Даже здесь на этой загородной, далекой от Рима вилле. Амрезий царапал пальцами серые холодные камни подвала и плакал как ребенок от этой ревности и не внимания своего близкого хозяина. Именно Сивилла приставила его к Ганику. Как самая старшая Харония Магмы рабыня и управительница всеми рабами на этой загородной вилле. Она, почему-то выбрала именно его для прислуги этому молодому тридцатипятилетнему красивому Ритарию. И его учитель тоже Ритарий в прошлом Ардад был не против этого. Хотя знал, что Амрезий был голубой по своему рождению. И был падким ревностно на любого приглянувшегося ему из мужчин в Олимпии.
Поначалу он бегал за Фероклом, другом Ганика по Олимпии и арене, а теперь за Гаником. И сходил по нему с ума. Как и остальные женщины гладиаторской школы Олимпии.
И вот Амрезий стоял и бился головой, затылком о стену и царапал пальцами камни левой рукой. Держа в правой из серебра разнос. С вином и фруктами, прижав его сбоку к телу.
Он слушал все и сходил снова с ума, слыша эту у того бассейна и купальни в пару любовную возню. Он слышал, как с дикой страстью Сивилла целовала Ганика. Ее неровное и страстное любовницы дыхание. И ее дикие громкие стоны. Как у неистовой жеребицы. Стоны на весь этот каменный подвал. И стоны его любимого Ганика. Эти чертовы стоны, которые слышались на весь этот у бассейна гладиаторский подвал. И не было ни одно сегодня места на том молодом Ритария лице, которое она бы, не исцеловала.
Сивилла, вцепившись цепкими пальцами обеих своих в золотых тонких браслетах на запястьях рук. В мокрые русые кучерявые волосы Ганика. Дергала в приступе бешенной необузданной любовницы самки из стороны в сторону его мужскую на крепкой сильной шее голову. И целовала ее взасос. И, истекая жарким любовным потом, стонала и дышала, дергаясь от любовной оргии всем телом, под натиском лежащего на ней мокрого от воды и от пота любовника гладиатора.
Она любила Ганика как безумная. По крайней мере, он так думал. Потому, что сам ее любил. Если Харония она ублажала для расположения его к себе, то Ганика она любила и даже его ревновала ко всем в Олимпии. Даже к этому мальчишке голубому Амрезию. Прислуге Ганика, приставленного к нему в услужение и для перевязывания его полученных в боях на арене амфитеатра ран. Она знала, что Амрезию Ганик нравился, и специально травила его этим, досаждая ему, приставив в ночь в услужение при их взаимных любовных оргиях. Ей даже нравилось это делать.
Вообще Сивилла была хитрой особой, но Ганик ее любил. Любил как безумный. Не смотря на ее любовное прошлое. И на то, что Сивилла была в таком же услужении у Харония Магмы.