7
Между нами царит жуткая тишина, пока мы ждем возвращения энергии. Единственное, что еще горит, — рождественская елка с небольшой ниткой гирлянд на батарейках.
Тедди подходит к окну и выглядывает. — У соседей тоже темно. У тебя есть фонарик или свечи?
На улице еще не совсем закат, и большая фигура Тедди освещена, когда он стоит спиной к окну, лицом ко мне. Вот тогда-то и начинается. Я имею в виду, действительно начинается. Меня засыпало снегом с Тедди. Выпал чертов снег. Нас только двое. Без электричества.
— Холли? — То, как он произносит мое имя, грубо, но как-то мягко, привлекает мое внимание.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, его серые глаза (хотя я не могу различить цвет в тусклом свете) ищут меня с беспокойством и заботой. — У нас все будет в порядке.
Как мне сказать ему, что меня беспокоит не то, что мы замерзнем насмерть, а то, что я могу сказать или сделать что-нибудь идиотское и опозориться перед ним? Такое чувство, будто эта влюбленность умрет холодной, унизительной смертью.
Как только ты выставляешь из себя достаточно большую задницу перед тем, кто тебе нравится, ты понимаешь, что от этого уже нет пути назад. Вот и все. Сердце движется дальше. Нет, не сердце. Мозг. Должно быть, это техника выживания. Когда всякая надежда наконец потеряна, ваш мозг перестает посылать дофамин, эндорфины или что-то еще (наука явно не моя сильная сторона), которое заставляет ваше тело петь, когда рядом находится другой человек.
Я не хочу забывать Тедди. Эта влюбленность чувствует себя хорошо, даже если я здесь далеко, далеко не в своей тарелке.
Это один из тех случаев, когда мне хотелось бы быть больше похожей на Стеллу. У нее не будет проблем, если ее завалит снег с ее возлюбленным. Но я — это я, а Тедди все еще смотрит на меня так, будто я вот-вот сломаюсь перед ним.
— Свет, — говорю я наконец. — Я думаю, что в хозяйском чулане мог быть фонарик, и я видела несколько свечей под раковиной.
Он начинает действовать, но я медленнее. Он приближается, и я понимаю, что нахожусь у него на пути, и начинаю двигаться, но он уже обходит меня и вот я снова перед ним.
— Извини, — вскрикиваю я, когда он упирается мне в плечи, чтобы не сбить меня с ног. Его грудь касается моей, и я чувствую запах его мыла, смешанного с еловым ароматом.
Мы оба снова начинаем двигаться, но на этот раз в противоположных направлениях.
Я хватаю свечи под раковиной, обыскиваю другие комнаты и нахожу еще две. Когда я возвращаюсь в главную комнату, у Тедди есть небольшой фонарик и спички.
Он включает фонарик и освещает им темную комнату, затем снова выключает его и ставит на стойку. — Они тоже были там. Он держит спички.
— Должны ли мы их сохранить?
Он качает головой. — Может быть, один, но я сомневаюсь, что электричество будет отключено так долго.
Мы зажигаем свечи, оставляя одну на кухонной стойке, а остальные я отношу в гостиную.
— Хорошо. — Он выдыхает и садится на диван со своим пивом. — Сейчас мы мало что можем сделать, но подождем.
— Мы могли бы поставить фильм, — предлагаю я и тут же отчитываю себя. — Но у нас нет никакого электричества.
Он тихо смеется. — Была бы отличная идея.
— У меня есть ноутбук. Мы могли бы посмотреть что-нибудь по этому поводу.
— Наверное, нам следует его сохранить.
Я киваю, выглядывая наружу. Небо темнеет, а снег все еще падает. — Для экстренных случаев? На случай, если нам понадобится… отправить электронное письмо кому-нибудь или чему-нибудь.
Одна сторона его рта приподнимается, и я получаю полуулыбку с ямочками. — Я имел в виду, на случай, если нам потом станет скучно.
— О верно. — Я иду на кухню и наливаю себе стакан Румчаты.