— Можно пойти погулять с друзьями на улицу? Мне скучно.
Я поворачиваюсь и обнаруживаю Кинзи, зависшую на последней ступеньке и бросающую на меня такой взгляд, словно я — худшее, что случалось с ней в жизни.
— Хм, — почесываю я голову и пытаюсь вспомнить правила на счет этого дерьма. Мерседес дала довольно-таки много инструкций по пути в аэропорт. — Дай-ка мне проверить.
Она закатывает глаза, топает в свою комнату и хлопает дверью достаточно громко, чтобы сотрясти весь дом и разбудить ребенка.
Гребаный трындец.
— Иду, иду. — Я прохожу в комнату брата и смотрю вниз на жуткое морщинистое нечто в колыбели. Отвратительно. Окей, итак, как мне достать это? Я наклоняю голову к ребенку и провожу языком по кольцам в губе. Люди — ну, большинство из них — делают так все время. У меня точно что-нибудь получится. Я вытаскиваю телефон из кармана и замечаю сообщение от Китти. Ух ты. Не припомню, чтобы давал ей свой номер.
Я забила свой номер в твой телефон пока ты был в ванной. Ты — хренов засранец, Зэйден.
Я перехожу к следующему сообщению.
Я вернусь в город на следующих выходных. Хочешь встретиться?
Чувствую, как губы складываются в ухмылку, а затем кривятся, когда ребенок издает пронзительный крик. Что не так с этими детьми, почему они все время орут? Я тут точно оглохну.
— Окей, Гугл, — говорю в телефон. — Как правильно держать ребенка?
Я притоптываю ногой и играю с кольцами в губе, пока пролистываю некоторые идиотские картинки. Фух. Ладно. Выглядит, вроде, просто. Я смогу сделать это.
— Так, ладно, дитё, — говорю я, пока просовываю свои татуированные пальцы под теплое тельце ребенка. — Давай сделаем это.
Я прижимаю этот визжащий комок к своей груди под подбородком, бросая взгляд на экран телефона и просматриваю оставшиеся инструкции.
— «Оставайтесь уверенными и спокойными». Ладушки, этого дерьма у меня до хуя.
— Ты сказал слово на букву «Х», — хихикает позади Кинзи. — Ты должен опустить доллар в банку ругательств. — Я смотрю вниз на мелкое чудовище с темными кудрями и сморщенным лицом. Некоторые думают, что это мило, но только не я. Для меня это «нечто» выглядит, как демон в розовом комбезе.
— Ни черта я не должен, — отвечаю я, пока засовываю свой телефон обратно в карман и направляюсь к лестнице. — Послушай, ребенок, я здесь по желанию твоей матери, так? И я не собираюсь класть деньги ни в какую банку ругательств. Мы что, застряли в семейном ТВ-шоу? Дай-ка угадаю… У вас, небось, есть список обязанностей и футбольная команда, да?
— Ты положишь деньги в банку ругательств или я буду кричать без остановки.
Я возвращаюсь обратно на лестничную площадку, пытаясь решить, должен ли младенец есть из бутылочки, или я могу заказать еды на вынос и дать ему кусочек пиццы или еще чего.
— Чувствуй себя, как дома, кексик, — говорю я с самодовольной ухмылкой. Что мне нужно сделать прямо сейчас, так это установить границы с этими детьми, дать им понять — кто здесь главный. Я — двадцатидевятилетний мужчина, и, если быть честным, у меня никогда до этого не было проблем с женщинами. Ей, наверное, лет семь или вроде того, но я точно сумею очаровать ее.
А затем я замечаю, как улыбка расплывается на ее губах, и волосы у меня на затылке встают дыбом.
— Вызов. Принят.
К концу дня, в банке лежит уже баксов двадцать.
Это будут пиздец какие длинные две недели.