— Не хочу.
— Тогда ботинки сними. От них грязь.
— Плевать.
— Слушай, — Ася почувствовала, как от гнева у нее загорелись щёки, — может, мне лучше вообще уйти?
— Вали.
— Что ты сказал?
— Что слышала. — Алексей отвернулся к стене.
— Хорошо! — Она быстро вышла в коридор, надела пальто, дрожащими руками застегнула пуговицы. Со всего маху хлопнула дверью, спустилась на один пролет вниз и остановилась.
Постояла на площадке, рассеянно глядя на тусклую, закопченную лампочку. Потом медленно вернулась обратно. Прислушалась.
В квартире было тихо. Ася нерешительно потянула ручку на себя.
Алексей стоял у самого порога, прислонившись спиной к стене. Куртка лежала рядом на табурете, ботинки — под вешалкой.
Мгновение они буравили друг друга пристальным взглядом, затем Ася усмехнулась и зашла в прихожую.
— Как будто тебе пять лет.
— Ты на себя погляди. — Алексей закрыл дверь у нее за спиной. Помолчал немного, разглядывая выщербленный паркет. — Ладно, прости. Я не хотел тебя обижать.
Она вдруг заметила, что он дрожит.
— Тебе холодно?
— Немного.
В квартире действительно сифонило изо всех щелей.
— Пойдем чайник поставим. — Ася обняла Алексея за плечи.
Он снова был для нее как Степка: беспомощный, потерянный, несмотря на физическую силу и зрелый возраст. Просто не верилось, что от этой детской покорности до лютой ярости, сметающей все на своем пути, всего один шаг.
Она отвела его на кухню, поставила чайник, наскоро приготовила еду. Однако Алексей есть не стал.
Его трясло все сильней, не помогли ни два стакана горячего чая, ни таблетка валерьянки, которую заставила его выпить Ася.
— Тебе надо лечиться, Алеша. Ты болен, и очень серьезно. — Она снова обняла его, прижала к себе, тщетно пытаясь согреть, успокоить.
— А то я не лечился. Из-под Читы когда в Москву вернулся, жена меня два года по больницам таскала, все без толку.
— Так это давно было. Сейчас все по-другому, у мужа в клинике, например, новейшая аппаратура для диагностики, лекарства есть разные, сильнодействующие.
— Нс хватает мне еще лечиться у твоего мужа!
— Я не говорю, что обязательно у него. Но не помирать же.
— А хоть бы и помирать. — Алексей безнадежно махнул рукой. — Эх, Настька, средство только одно есть, проверенное, да ты не соглашаешься. Зря.
— Давай лучше ты заснешь. Утром станет лучше, вот увидишь. И выпить не будет хотеться. Л потом мы найдем новую работу. Давай, а? — Ася баюкала его, как ребенка, и говорила, говорила без умолку, стараясь не дать ему вставить ни слова.
Постепенно она почувствовала, как его тело перестало дергаться, мышцы, сведенные судорогой, расслабились, голова отяжелела и стала клониться ей на плечо.
— Ляжешь?
Алексей с трудом разлепил глаза и кивнул.
Ася довела его до дивана и уложила, накрыв одеялом до самого подбородка. Через минуту он уже спал.
Она тихо сидела рядом. В клетке возился Пал Палыч, что-то грыз, шебуршал коготками по газете.
Ася вдруг почувствовала дикую усталость. Ей захотелось самой свалиться рядом, хоть на пол, и тотчас уснуть. Провалиться в спасительную темноту и пустоту и не думать о том, что рано или поздно придется идти домой.
Куда она уйдет? Как оставит Алексея в таком состоянии почти на сутки? Ясно, им нельзя разлучаться ни на день, ни на час, ни на миг. Иначе случится беда.
Значит, нужно во всем признаться Сергею. Прекратить вранье и уйти туда, где на самом деле ее место.
Но как быть со Степкой? Расстаться с ним Ася не в силах, об этом не могло быть и речи. Взять с собой сюда, в крошечную, продуваемую всеми ветрами однокомнатную квартирку, сделать свидетелем грязи, нищеты и унижений, а главное — подвергнуть опасности, неминуемой при соседстве с больным человеком?
Тоже исключено.
Что же остается?
— Что делать? — тихо проговорила Ася, обращаясь к Пал Палычу. Тот перестал шуршать и уставился на неё блестящими пугливыми глазками.
— Не знаешь, — со вздохом сказала ему Ася, — вот и я тоже не знаю.