Мои пальцы сами по себе обхватывают ее бедра, затягивая ее в ловушку между моих ног. Я улыбаюсь, когда наклоняю голову, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Так ты признаешь это. Ты считаешь меня красивым.
Оливия закатывает глаза.
— Я ни капли ни удивлена, что услышал ты только это, — она кивает в сторону. — Ты можешь заполучить любую девушку, какую только пожелаешь. Иди и найди кого-то другого для завтрака.
Нет, так не пойдет. Предложение позавтракать было исключительно для нее.
— Но хочу я тебя, — игриво хнычу я, хватая ее руку и переплетая наши пальцы. Моя рука поглощает в себе ее мягкую, теплую и крошечную ладонь, и она наблюдает за тем, как я провожу подушечкой моего большого пальца по ее кремовой коже. — Ты выглядишь и пахнешь возмутительно вкусно, а еще ты разбираешься в хоккее. Ты, по крайней мере, трижды послала меня к чертям, я и не помню, когда в последний раз меня к кому-то так тянуло.
Ее рука расслабляется, когда она делает шаг мне навстречу. Она касается моего бедра, проводит кончиками пальцев по руке, а затем по челюсти. Мы одновременно поднимаем лица, и ее глаза горят обещанием незабываемой ночи.
Ее дыхание обволакивает мои губы, и когда я облизываю их, клянусь, я чувствую ее вкус.
— Тебе хоть кто-то отказывал? — шепчет она.
Я гордо расправляю плечи.
— Нет.
Ее лицо расцветает в широкой ухмылке.
— Все когда-то случается впервые.
Я хмурюсь, когда смотрю на то, как ее рука выскальзывает из моей и она удаляется от меня.
— Что?
— Хорошего вечера, — кричит она через плечо, прежде чем протиснуться сквозь толпу и исчезнуть.
Ни хрена себе. Меня это вообще не устраивает.
ГЛАВА 4
Я СКАЖУ «НЕТ»
Воскресенье и похмелье созданы для двух понятий: фастфуда и сна.
Все, чего я хочу — это жирный чизбургер размером с мою голову и двойную порцию картошки-фри.
Вместо этого я сижу в «Старбаксе», и в середине декабря пью латте со льдом с такой скоростью, будто он мне жизненно необходим, и ем одну из этих нелепых «пп»-коробочек, а все потому, что «Макдональдс» откроется только через 15 минут.
Кара, моя лучшая подруга, удивленно вскидывает идеальную бровь и смотрит на мой напиток.
— Он просто ледяной, Лив.
Я хмыкаю в свою соломинку и прячу руки в рукава свитера.
— Зима близко.
— Зима уже наступила, — отвечает она, отсылка к «Игре престолов» прозвучала там, где я и предполагала — прямо в ее словах. — А ты пьешь гребаный кофе со льдом.
— Холодный латте, — поправляю ее я, ковыряясь в сыре и фруктах в своей коробочке с едой. Натыкаюсь на вареное яйцо. Серьезно, что это вообще за еда? Мне не нравится. Я ем такое с понедельника по пятницу, но точно не в воскресенье утром после того, как накануне вечером выпила пива в половину веса своего тела. Вздохнув, я защелкиваю крышку. Я сдаюсь. Я заставлю Кару зайти в «Макдональдс» по пути к ней домой.
— Мне все равно, что в твоем напитке, Олли, главное, что он, блять, ледяной.
Я люблю чай. Кара говорит, что я больная, но от кофеина у меня болит живот и тревожность. Пить кофе для меня — это что-то близкое к кошмару, но сегодня утром он мне необходим. Я уверена, что не функционирую должным образом, но и горячий кофе я не переношу, потому при заказе десять минут назад выбор был ограничен. Бариста посмотрел на меня так, будто у меня пять голов, и попросил повторить заказ.
— У меня болит голова, — протянула я, смотря на Кару щенячьим взглядом.
Она отвечает тем, что выпячивает нижнюю губу до упора и наклоняет свою белокурую голову, соревнуясь со мной в жалостливом выражении лица.
— Ой, кексик. Ты слишком сильно тусовалась.