Бард несет сумку с моей рабочей одеждой и провожает меня через парадные двойные двери, оставляя позади охранников.
— Это место выглядит очень эксклюзивно, — шепчу я, когда мы входим в коридор с черно-белым кафельным полом и сводчатыми потолками.
Он кладет руку мне на поясницу, обдавая теплом.
— Особняки — это нейтральная территория, — бормочет он. — Одно из немногих мест, где высокопоставленные члены некоторых семей могут отдыхать вне брака.
— Со своими любовницами, — говорю я.
Он наклоняет голову.
Мы молча идем по широкому коридору, проходя мимо комнат с открытой планировкой, где сидят вооруженные охранники, следящие за экранами видеонаблюдения. Я стараюсь не обращать внимания на чрезмерную безопасность и позволяю ему вести меня в лифт на верхний этаж.
Я прочищаю горло.
— Ты приводил сюда кого-нибудь?
— Большую часть своей взрослой жизни я был холост, поэтому мне никогда не требовалось прятать у себя девушку.
— А после женитьбы на Лайре?
На моих губах вспыхивает жар, и я сжимаюсь в тот момент, когда слова слетают с губ. Обычно я не привязываюсь так сильно к другим людям и никогда не считала себя собственницей. Что-то в Барде застает меня врасплох, и дело не только в том, как он лизал мою киску.
Он смотрит на меня сверху вниз, его брови вопросительно подняты. Воздух сгущается от невысказанного напряжения, но я не решаюсь уточнить причину своего вопроса.
Любой другой мужчина ухмыльнулся бы и спросил, не ревную ли я, но Бард лишь отвечает:
— Нет.
В нашем номере есть гостиная и столовая открытой планировки с кухонной нишей в одном конце и огромным стеклянным балконом, выходящим в сад. Комната больше моего дома, и даже открытая площадка вдвое больше моей гостиной.
Бард кладет руку мне на плечо, отвлекая мое внимание от огромного камина, окруженного кожаными диванами коричневого цвета.
— Ты хочешь знать, была ли у меня любовница, пока я был женат на Лайре? — спрашивает он.
Мой мозг спотыкается в поисках ответа, который не показался бы слишком любопытным.
— Н-не совсем, я просто спросила...
Он улыбается, когда мой голос затихает, и проводит рукой по моему лицу.
— Если человек согласился жениться, он должен выполнять свои обязательства. Я дал клятву Лайре, и был ей верен.
Подтекст его слов ударяет прямо в сердце, и мой желудок скручивает от знакомого чувства разочарования. Я не могу понять, потому ли это, что он планирует уйти отсюда удовлетворенным, или потому, что он из тех лицемеров, которые не считают оральный секс неверностью.
Ситуация просто ужасная.
Заставив себя выдержать его взгляд, я спрашиваю:
— То, что мы делали на заднем сиденье лимузина...
— Брак закончился в тот момент, когда моя жена переспала с моим сыном и замыслила мою смерть.
Меня захлестывает облегчение. Я выдыхаю и опускаю взгляд на его губы. Бард считает себя холостяком. Я тоже.
— У меня к тебе вопрос, — бормочет он, его голос глубокий и с придыханием.
По моей коже пробегают мурашки.
— Да?
— Ты все еще хочешь ребенка?
— Да, — отвечаю я.
— С Коннором?
— Нет.
— Ты планируешь простить его?
Воздух сгущается, заряженный интенсивностью взгляда Барда. Как будто каждая молекула между нами дрожит от предвкушения. Когда приходит осознание, мое сердце колотится с удвоенной силой. Все, что мы делали с тех пор, вело к этому моменту: и платье, и признание, что он хотел меня первым, и то, как он лизал мою киску.
Бард не просто спрашивает, прощу ли я его сына. Он спрашивает, хочу ли я его.