— Были ли сестры добры к тебе?
Она колеблется.
— Они научили меня молиться. Они научили меня не смотреть на мальчиков. Они научили меня, что трогать себя — это грех.
— Звучит примерно правильно. — Я откинула голову назад и сделала еще один долгий глоток. Боль все еще скручивает мои внутренности, как мочалку, которую выжимают насухо. — Они били тебя или заставляли стоять на коленях на рисе?
Ее смех удивляет меня.
— Нет! Сестра Каролина была очень добра ко мне. Она сказала, что, когда я уеду, я должна заниматься Божьим делом.
Закрыв глаза, я чувствую, как малейшая грань притупляется от зазубренного стекла, наполняющего мой желудок.
— И что же это за дело Божье?
Еще одна задумчивая пауза.
— Думаю, то, что я делаю сейчас? Помогаю тебе…?
Я переворачиваю пакет со льдом в руке, затем подношу его к щеке.
— Почему ты хочешь уехать отсюда? Аранья плохо к тебе относится?
— Он очень добр ко мне… Но… Я чувствую, что он плохой человек. Я знаю, что он не мой отец, но он хочет, чтобы я его так называла. — Ее темная голова опускается. — Я думаю, что однажды он может причинить мне боль. Я должна уехать отсюда с тобой.
Она умная девушка. Я не знаю, что это такое, но какой бы инстинкт ни побудил мою бабушку покинуть родной город и отправиться в огромную страну, враждебную ее расе, тот же самый инстинкт побудил меня пойти в армию после того, как я потеряла ее. Тот же самый инстинкт, похоже, движет и моим маленьким другом, пришедшим ко мне.
— Я помогу тебе сбежать, — успокаиваю я ее. — Не знаю, как, но помогу. А сейчас тебе нужно вернуться в свою комнату. Ложись в кровать и спи.
Она медленно встает и без единого звука идет к двери, но перед тем, как уйти, останавливается.
— Теперь ты будешь спать?
Мне не нужно думать над ответом.
— Нет.
— Мне жаль, что Аранья ударил тебя. Я больше не позволю ему этого делать.
С этими словами она исчезает за дверью, оставляя меня в недоумении, что она могла иметь в виду. Я уверена, что маленький подросток даже не представляет, на что способен ее "папасито". Надеюсь, она никогда не узнает. А пока я должна понять, как мне выполнить свое обещание, если у меня нет оружия, нет контакта с Эллой, и я окружена вооруженной охраной.
Я была подготовлена к подобным ситуациям. Я должна пока отложить свою личную душевную боль. Я должна упаковать ее в коробку, отложить в сторону и вспомнить те дни, когда у меня еще не было напарника. Я знаю этот комплекс как свои пять пальцев. Мы можем быть мухами, запутавшимися в паутине, но я знаю, какие ниточки нужно оборвать, чтобы освободить нас.
Во рту у меня пересохло, а голова раскалывается от боли, когда я просыпаюсь на следующее утро. Я лежу на холодной испанской плитке, в руке пустая бутылка из-под текилы, а сквозь двойные двери льется яркий свет солнца.