В ее словах сквозил яд, но формально она соблюдала все правила. Соре не в чем было ее упрекнуть, поэтому она вернулась к Аюми, чтобы закончить приготовления.
Со стороны сада раздались шумные мужские голоса. Моримото без труда узнала высокий голос дяди, который снова о чем-то разглагольствовал, смех его людей — среди общего шума не было слышно ни голоса Райдена, ни речи его воинов. Сору не отпускало ощущение, что никто, кроме Ивао, не рад данному союзу — среди приглашенных даже не было представителей других кланов. Конечно, это можно объяснить поспешностью и предстоящими сражениями, но...
Не о такой свадьбе она мечтала.
Сердце сжалось в груди. Мучительное чувство неправильности происходящего не отпускало Сору — словно бы она оказалась заколдована злой колдуньей, и вынуждена наблюдать, как по кусочкам рушилась ее старая, прежняя жизнь, которую она любила.
— Я в жизни не видела более красивой невесты, — восхищенно воскликнула Аюми, приложив руки к груди. — Господин Хаттори будет счастлив, что сумел заполучить такую драгоценность!
— О да, несомненно, — отозвалась Кейко.
Ее острый взгляд прошелся по Соре, пытаясь выискать хотя бы один недостаток. Но Аюми не слукавила — дочь клана Моримото и впрямь была прекрасна: черные, как смоль, волосы, белая кожа, алые губы. Со спокойным лицом Сора величаво двинулась в сад, где ее должны были встретить Ивао и его люди, чтобы сопроводить к храму.
— Не опозорь свою семью, — дядя, улыбаясь, приблизился к ней и злобно прошипел на ухо. — Делай все, что прикажет господин Райден, иначе...
Он не договорил, но опасный блеск в его глазах свидетельствовал о том, что Соре лучше прислушаться. Оказавшись в паланкине, она инстинктивно дотронулась до места, где пальцы дяди больно сжали руку — на нежной коже наверняка остался след, который был удачно спрятан за длинными рукавами.
— Не волнуйтесь, — Аюми, как могла, подбадривала свою госпожу. — Господин Хаттори молод, красив и умен, из знатного рода.
Сора выдавила улыбку. Возможно, другая невеста на ее месте радовалась бы красоте и богатству будущего супруга, но Сора предпочла бы другие качества. Ей важно было знать, добр ли муж к слугам, не злой ли он человек...
Она вспомнила холодный взгляд Райдена и его язвительную усмешку, застывшую на тонких губах. К ней он не был добр, это уж точно. Подверг сомнению ее слова, бесцеремонно ворвался в баню...
«Вы станете мужем и женой», — шепнул разум голосом старой Айко. — «Произошедшее вчера уже не имеет значения. После церемонии господин Райден может делать все, что ему вздумается».
И даже больше. Сора молилась, чтобы ее дальнейшая жизнь была тихой и спокойной. Возможно, им удастся найти общий язык, и судьба будет благосклонна к бывшей дочери клана Моримото.
Паланкин остановился.
— Пора, — Аюми выглянула из-за занавески. — Все уже ждут.
Как во сне, Сора выбралась наружу, почтительно замерла перед десятками лиц, обращенных к ней. Сотни глаз жадно рассматривали ее — мужчины без стеснения разглядывали ее лицо, фигуру, волосы, алчно ловили блеск драгоценных камней.
Она не смела — и не имела права — поднимать свой взгляд. Медленно, как и полагалось, Сора двинулась вперед, к храму, где ее уже ожидал священник — каннуси, и... Райден. Его взгляд выделялся среди сотен других — его она чувствовала острее, четче, словно он был осязаем.
Церемония прошла как в тумане. Они по очереди отпили по три глотка сакэ, связывая себя узами, выслушали поздравления гостей — Сора не помнила, что им желали, потому что ее сердце гулко колотилось в груди от осознания: она больше не Моримото.
Хаттори.
Сора Хаттори.
Чужая фамилия горчила на языке хлеще выпитого сакэ. После всех формальностей молодожены вернулись в поместье, где началось празднование — Ивао первым дал напутствия, чем заслужил тихое хмыканье Райдена. Они сидели рядом, бок о бок — Сора чувствовала тепло его тела, видела широкий разворот плеч, за которым хотелось спрятаться.
— Госпожа, — Аюми, склонившись, обратилась к ней шепотом. — Пора уходить.
Воздух в комнате закончился. Сора силилась сделать вдох, но не могла. Слова служанки звучали в ее ушах громче колокольного звона.
Она знала, но все равно не была готова к первой ночи. Ночи, в которую ей предстояло отдать мужу свое тело, доказав тем самым безоговорочную верность и проявив послушание.