Женщина скривилась, от чего стала похожа на героиню одного известного ужастика про призрак монашки.
— Не видела. Следить надо за своими вещами, а не разбрасывать где попало! Наверняка в комнату утащила и забыла, а меня обвинить собираешься, что я твои таблетки трогала. Пф… вот ещё. Нужны они мне, — выплюнула она, удаляясь.
Выпив те, что есть, я написала Максиму, чтобы заехал в аптеку по пути домой. Думаю, если один день пропущу, ничего страшного не будет.
Наконец смогла нормально поесть. Вымыв за собой посуду, я оставила её в сушилке и поднялась в спальню, где на тумбочке прямо около кровати нашлась моя пропажа. Удивительно. Неужели я сама отнесла и забыла?
Сунув в рот две таблетки, показавшиеся мне горьковатыми, я запила их большим количеством воды. Меня вновь затошнило, но я сдержала позыв, потому что таблетки должны были перевариться, а, если я сейчас вырыгаю всё, то ничего хорошего не будет. Возможно, я так реагировала на смену погоды. На улице было пасмурно, и я отказалась от ежедневной прогулки во дворе.
Полежав на кровати и дождавшись, когда тошнота отступит, решила спуститься в гостиную с большим телевизором, посмотреть какое-нибудь кино. Поискала свой любимый голубой плед, который обычно брала, чтобы накрыться, свернувшись калачиком на диване, и не нашла. Каково же было моё удивление, когда в гостиной я встретила свекровь, смотрящую свой сериал и укрывшую ноги моим пледом. Оставаться не стала, решила приготовить обед.
Обычно приготовлением пищи занималась приходящая кухарка, но иногда меня тянуло приготовить что-то несложное, но вкусное. Вот и сейчас решила остановиться на салате с тёплой куриной печенью. Когда всё было готово, я положила себе порцию и вдруг вспомнила, что таблетки остались в комнате.
Отлучилась буквально на пару минут, а когда пришла, то увидела всё, что готовила, в мусорном ведре. За кухонным столом распивала чай свекровь.
— Любовь Ивановна, зачем вы выкинули мою еду? — спросила я, сглотнув очередной ком обиды, чтобы не расплакаться, ведь это переходило уже все границы.
— А ты что, собиралась это съесть? Фу! Да оно так воняло собачьим кормом на всю кухню, что пришлось окно открыть. Не умеешь готовить, Лера, оставь это дело тем, кто умеет. Еды в холодильнике полно.
Еды то полно, но не всё малыш одобрял.
Отсчитав нужное количество таблеток, выпила и сделала отметку на листе с таблицей. Взяв с фруктовой тарелки мандарин, решила переждать в комнате, когда свекровь скроется с кухни, чтобы спуститься и поесть.
Меня вновь сильно затошнило, но в этот раз к тошноте прибавилась дикая резь в животе. Поднимаясь по лестнице, я еле переставляла ноги. Как вдруг почувствовала что-то влажное между ног. Предчувствуя нехорошее, кое-как доковыляла до спальни и схватила телефон, дрожащими пальцами набирая номер мужа.
— Алло, Лера? Я занят у меня со…
— Макс! Это срочно! Мне плохо… что-то с малышом… вызови…
Не знаю, успела ли я договорить и понял ли Макс, что мне необходима скорая, прежде чем потеряла сознание.
39. Душа наизнанку
В палате гинекологического отделения. После событий описанных в прологе.
Знала, что некоторые люди сталкивались с таким состоянием, когда весь окружающий мир рухнул в одну секунду. Разбился на множество мелких осколков, которые невозможно склеить. Когда не хочется дышать, а только громко кричать, не замолкая, срывая голосовые связки. А ещё лучше просто взять и умереть, потому что дальнейшей жизни без моей крохи, которую потеряла, я не видела.
Стоя всё возле той же приоткрытой двери, боролась с желанием выйти и ударить лживую суку по морде. Она растоптала меня, забрала самое дорогое. Вывернула наизнанку и оголила душу, спалив её дотла.
Любовь Ивановна… Женщина, которая не приняла меня в свою семью, а сделала всё, чтобы я потеряла малыша.
— Ты же слышал, что доктор сказал? — продолжала ворковать с сыном бездушная тварь.
— Да, — кивнул Максим, стоя ко мне спиной. — Она выпила какое-то запрещённое лекарство… не помню название…
«Что?! — ахнула судорожно, закрывая рот ладонью. — Я выпила что-то запрещённое?!» — в голове сразу всплыли воспоминания, когда я не нашла своих таблеток, которые пропали с кухни, а потом они обнаружились в спальне, на моей тумбочке. Их горький вкус показался мне подозрительным, но я не обратила на это внимания, не думая, что мать Максима способна на такое.
Часто дыша, я боролась с подступающей истерикой. Осознание, что женщина, стоявшая в коридоре, лишила моего малыша возможности увидеть свет, жрало изнутри, заставляя утопать в эмоциях.