— Есть у нас одно духовное лицо, — со значением произнёс глава стражей, надувая щёки, и обратился уже к своему подчинённому. — Пошли кого-нибудь в собор, пусть кликнет священника, чтобы быстренько провёл тут суд.
Катю напрягло очередное использование слова «быстренько». Ей вообще не нравилось, что здесь всё так делалось. Хотя в полиции иначе, наверное, и быть не могло. Стражи порядка во всех мирах скоры на расправу, а на то, чтобы в чём-то разбираться, ни у кого нет ни сил, ни желания, ни времени.
Священник приковылял минут через двадцать. Его бережно поддерживал под локоток один из стражников. Это был сухонький старичок, очень худой, ростом примерно с Катю, в длинной рясе, впрочем, богато расшитой золотыми и серебряными нитями. Но его одежда лишь немного напоминала типичную форму священников, увиденных ею в её мире. Хотя сколько их там вообще, религий?
Священник подошёл к решётке, неодобрительно оглядел девушку и сразу начал блиц-опрос:
— Давно ты поклоняешься дьяволу?
— Я не… — начала было Катя, но старик неожиданно громко гаркнул:
— Отвечать только «да» или «нет»!
Катя разозлилась:
— А других вариантов не предполагается? Тут всё сводится к тому, что я ему всё-таки поклоняюсь!
— Ясно, ладно, так и запишем: «я ему всё-таки поклоняюсь», — вредный старикашка жестом фокусника извлёк из широкого рукава потрёпанную книжицу и что-то вроде грифельного карандаша, хорошенько его обслюнявил, принявшись водить им по желтоватой бумаге.
— Глубоко ли нечистый успел проникнуть в твоё сердце, заблудшая душа? К слову о душе. Дорого ли ты её продала?
Катя хлопнула себя ладонью по лбу. И плюхнулась задом на лавку. Всё равно умереть от гонореи или сифилиса, подцепленного здесь, ей, видимо, не грозит. Судьба в лице этого сморщенного вредного урюка приготовила ей другую, более страшную участь.
Этот фарс длился минут пятнадцать. Потом, то ли у священника закончились вопросы, то ли ему просто надоело стоять, потому что он внезапно захлопнул книжечку, подняв столбик пыли, и вынес свой вердикт:
— Всё ясно, она одержима! Ей необходимо немедленное очищение. Огнём. И ни дня промедления. Её душа очень страдает. В оковах этого порочного изъеденного грехом тела.
Катя пошарила глазами по камере в поисках того, чем можно было запустить в старика. Ничего не нашла и разочарованная опустилась на лавку.
— Готовьте костёр! — распорядился священник, махнув рукой, и эффектно развернувшись, удалился.
Катя пожелала ему хотя бы об порог споткнуться. Но и тут неудача. Для обвинённой ведьмы — как-то даже обидно.
— Скажи, чтоб городские глашатаи объявили о казни! Пусть народ собирается. Надо успеть до заката, когда стемнеет, уже ничего не будет видно. К тому же у нас смена заканчивается, — распорядился менее жирный из начальников, обращаясь к какому-то ноунейм стражнику.
— Сейчас свернём с главной улицы, а затем…
— Эта щель у вас называется главной улицей? — воскликнула девушка, но тут же себя отругала.
— Будто у вас в Ривервиле улицы шире! — обиженно отозвался стражник.
Что за бред! Её тащили на казнь, а она волнуется о ширине улиц? Наверное, она думала об этом, чтобы не сойти с ума. От всего происходящего. Народ на площади собрался удивительно быстро. Главная городская площадь представляла собой сильно вытянутый четырёхугольник длиной метров двести, а шириной метров пятьдесят.
Если бы не обстоятельства, Катя с интересом бы огляделась по сторонам. Ведь это вроде как деловой и культурный центр средневекового города. Тут в более спокойные и праздничные дни располагалась ярмарка, проводились какие-то собрания. Было в целом чище, чем в остальных районах города.
Но девушка видела только криво сколоченные ступенечки, которые были приделаны к деревянному столбу. Для ступенек, видимо, использовались какие-то ненужные прогнившие доски. Всё равно сгорят. На девушку накатило странное безразличие. Стражники подвели её к столбу и пристегнули кандалами. Остальные стали подтаскивать сухие ветки к ступенькам. Минут через пять собралась приличная кучка.