Но сегодня всё встало на свои места. Сегодня ночью к Асель неожиданно пришло решение. Решение было настолько простым и верным, что Асель даже удивилась — как такое простое и гениальное решение не могло прийти ей в голову раньше. Теперь она знала, как разом покончить со всеми проблемами, не причинив никому из дорогих и любимых ей людей никакого вреда.
Приняв решение Асель, впервые, за последние несколько дней, уснула спокойно. Засыпая, Асель улыбнулась. Улыбнулась, вспомнив прочитанные когда-то давно, но навсегда запавшие в душу слова Ремарка: “Первый человек, о котором ты думаешь, просыпаясь и последний человек, о котором ты думаешь, засыпая — это либо причина твоего счастья, либо причина твоей боли”.
Когда же она поняла, что её Лёха и есть единственная причина её счастья. Ну и, как оказалось, причина её боли? Ну, уж точно не в первый день встречи. В первый день встречи её Лёшик ей даже не понравился. Было это на второй день учебного года. Асель тогда только что вернулась из Турции, где отдыхала с родителями. Туроператор, как обычно задержал чартер, и она опоздала к новому учебному году. По прилёту она сразу же отправилась к Юльке. Соседке, однокласснице и, по умолчанию, лучшей подруги. Юлька была милой, симпатичной девчонкой. Немного простоватой, но всегда фонтанирующей такой задорной, неиссякаемой энергией, что легко компенсировала этим недостаток интеллекта. Юлька выглядела сильно — загоревшая, упругая, с ясными васильковыми глазами, искрящимися из-под выгоревшей золотистой челки. Она, со свойственным ей темпераментом, кинулась Асельке на шею и давай её расцеловывать, как будто они не виделись кучу лет, хотя прошло всего-то пара недель. Но за эти две недели, как оказалось, в окружающем мире произошли большие перемены. Юлька, пища от восторга, разглядывала подарки и сувениры, привезенные ей Аселькой, и делилась с ней новостями.
— Прикинь, — Юлька вдруг сделала круглые глаза, — у нас новенький в классе. Такой симпатяга. На гитаре играет. Пацаны его уже в свою команду взяли. Макс говорит, он в их группу новую волну запустил.
— Как бы эта волна им крыши не посносила, — усмехнулась Асель. — А откуда он взялся-то?
— Из Астаны с семьей переехали.
— Чего это они из Астаны переехали? — удивилась Асель. — Все в Астану ломятся. Столица, как-никак, большие возможности.
— Да, чёрт их знает, — пожала плечами Юлька. — Отец у него какой-то большой тренер по чему-то там. Вот его здесь какой-то клуб возглавить пригласили. Или сборную. Короче, не знаю.
— А что это — отец тренер, а сын музыкант? Почему не спортсмен? Больной что ли?
— Ага, больной, — усмехнулась Юлька. — Его старшаки районовские прописать решили, так он так отмахался, что не понятно — у кого штампелей в табло больше проставлено. Да и пацаны наши за него встряли. Пиво старшакам выставили. Они его музыку слышали.
— А где они его музыку слышали? — поинтересовалась Асель.
Юлька пожала плечами, примеряя майку, которую подарила ей Асель.
— Слушай, пацаны на природу собрались, на шашлыки, — сказала она. — С собой зовут. Поехали?
— Поехали, — кивнула Асель. — Я по ним очень соскучилась.
Ей действительно не хватало на курорте общения с друзьями. Берик, Гоша, Нурик и Максим выросли с ними в одном дворе. Они дружили с детства. Повзрослев, они всегда тусовались вместе. Ходили в кино, на дискотеки, в клубы. Пацаны держали над ними с Юлькой шефство. Никому не давали их в обиду. Тут же отшивали, если кто-то пытался к ним клеиться. Аселька знала, что их ребята, все были тайно в неё влюблены. К Юльке, памятуя, о том, как она их гоняла в детстве, они по привычке относились, как к своему парню. А к Асельке они испытывали совсем другие чувства. Каждый из них, в своё время, пытался перевести их дружеские отношения в другую плоскость, но Аселька никому не отдавала предпочтение. Ко всем им она относилась, как братьям, которых у неё не было. В конечном итоге, все решили оставить всё, как есть.
Аселька с Юлькой двинулись в беседку во дворе, где уже собрались ребята. Друзья кинулись обниматься, целоваться, расспрашивать о Турции, делились собственными воспоминаниями о курортных приключениях. Общаясь с друзьями, Асель искоса поглядывала на новенького. Она удивлялась — что Юлька в нём нашла? Рыжий, курносый, невзрачный какой-то. Правда, было что-то в его глазах. Вернее не в самих глазах, а в его манере смотреть на собеседника. В первый раз, встретившись с ним взглядом, Асель даже немного смутилась. Взгляд его зелёных пронизывающих глаз, как бы проникал внутрь, пробирая до низа живота. И была в его глазах какая-то, не то затаённая печаль, не то отрешённая грусть. Которая не уходила, даже когда он улыбался. Словом в первый день встречи, Лёша Асельке совсем не понравился. Они загрузились в минивен и поехали на своё любимое место на речке в горах. Юлька и в машине и на речке сидела рядом с Лёхой и непрерывно щебетала, заигрывая с ним. Лёха всё время бренчал на гитаре и задумчиво потягивал пиво. В кругу друзей день прошёл чудесно. Природа, шашлыки, гитара. Домой Асель вернулась радостной и счастливой.
— Ты где была? — накинулась на Асельку мать. — Я тебе обзвонилась.
— С Юлькой в горы ездили, — сказала Асель. — С нашими пацанами, районовскими. Я же их две недели не видела.
— А позвонить нельзя было, — возмутилась мать. — Мы с отцом испереживались все.
— Я же говорю — в горах были, там не ловит, — пыталась успокоить мать Асель.
Но та никак не могла остановиться.
— Совсем от рук отбилась, — сокрушалась мать. — Ни во что родителей не ставит.
Неизвестно, чем бы это всё это закончилось, если б на шум не вышел из своего кабинета отец. Он, как всегда, мягко разрулил ситуацию. Отвёл Асельку в её комнату. Усадил её рядом с собой. Обнял и прижал к себе. И так они долго молчали вдвоём, обнявшись. Так было всегда, когда Аселька делала что-то не так и чувствовала, что отец недоволен ею. Но отец никогда не ругал её, не укорял. Он, вот как сейчас, просто усаживал её рядом с собой, обнимал, и они долго сидели молча. И Аселька сразу всё понимала. Без слов.
Асель очень любила своего отца. Для неё он был самым красивым, самым умным, самым сильным, самым самым.
Однажды, ещё в младших классах, Аселька отравилась чем-то в школьной столовой. Тогда полкласса увезли в инфекционную больницу прямо из школы. Родителей в больницу не пускали. Никаких посещений, никаких передач. Несколько дней она пролежала не выходя из палаты. Родители, всё-таки пробились к ней — на первом этаже, в закутке, открывалось окно. Правда оно было зарешечено и невозможно было обнять родных. У родителей слёзы наворачивались на глаза, при виде исхудавшей, побледневшей Асельки.
— Ты как себя чувствуешь? — с дрожью в голосе, спросила мама. — Тебе чего-нибудь хочется?
Аселька молчала, глядя на родителей большими и печальными, как у потерявшегося верблюжонка, глазами.
— Я курочку хочу, — наконец-то, прошептала она ослабшим голосом.
Тут отец не выдержал. Он выломал прутья решётки, вытянул Асельку через окно, спрятал её под свою куртку и они быстро направились к машине. Оказавшись за пазухой у отца, Аселька ощутила такое тепло и чувство безопасности, что прижалась к нему, обвив руками и ногами, и ни за что не хотела отрываться от него. Даже за рулём отцу пришлось вести машину с прилипшей к его груди Аселькой. И потом, когда мама варила курочку в скороварке, когда она кормила Асельку с ложечки наваристым бульоном, с укропчиком и чесночком, когда Аселька, торопясь, обгладывала куриную ножку, она так и не разжала своих объятий. Так и заснула на груди у отца. Отец часто, подвыпив, вспоминал этот случай. При этом у него на глаза всегда наворачивались слёзы. Асельку, в такие моменты, всегда охватывала любовь к отцу. Безмерная, как небо и нежность, бескрайняя, как любовь. Она прижималась к нему, ощущая то самое чувство тепла и безмятежности, как тогда, когда она была у отца за пазухой. И они долго сидели, молча, обнявшись. Мама тоже молчала, глядя на них. В глазах её светилось счастье.