— Пора тебе домой, девочка, пора домой, — сказал старик. И протянул мне руку, как бы приглашая опереться на нее и шагнуть вперед…
Зал завертелся, закружился, и я, словно проваливаясь в глубокий колодец, мгновенно уснула.
***
Проснулась я от резкого толчка, сквозь сомкнутые веки пробивался яркий свет, как будто надо мной сияло полуденное солнце.
Вокруг орали птицы, люди, раздавался глухой металлический лязг, и стояла такая жуткая вонь, какой не было даже на свиноферме в нашем колхозе!
От толчка дико разболелась голова. Она не просто болела, она трещала по швам, как если бы они у нее были, словно кто-то снял мою голову, а на плечи водрузил медный котелок, и изо всей силы лупил по нему железной палкой. Бум-бум, бум-бум. Терпеть не было никаких сил, и я открыла глаза…
— Ааааааа…… — тут же заорала я от неожиданности, …и от души.
Прямо перед моим носом лежала чья-то голова с выпученными водянисто-белесыми глазами, с висящей на скулах дряблой, цвета земли, кожей, и разбитыми губами. Из раззявленного рта торчали гнилые зубы. Зрачки глаз завертелись и уставились на меня, челюсти клацнули, в нос ударил запах смрада. Я подскочила и опять заорала:
— Ааааааа! Зомби!…
— О ранеп перенар! Кантури…
Кто-то схватил меня за воротник куртки и оттащил к каменной стене. Мелькнула сабля, отсекая голову ожившего монстра, а я смогла перевести дыхание и рассмотреть своего спасителя.
Красавчик, что тут ещё можно сказать. Лет, пожалуй, тридцати, …короче, уже не пацан.
«Пасанов» я не любила. У тех, кого мне доводилось встретить, мысли были написаны прямо на лбу — познакомиться, угостить девочку кофе, тоником, коктейлем или еще какой-нибудь гадостью — и милости прошу в койку. А вот койка меня, как раз, и не прельщала. В мои двадцать моя девственность была при мне, и расставаться с ней я не спешила. Не было на моем горизонте парня, который бы меня заинтересовал. Все знакомые мужского пола числились в моей записной книжке, как друзья. И никак иначе.
А от взгляда этих синих глаз у меня, почему-то, что-то сжалось внизу живота, и я потупила взор. Но даже этих нескольких мгновений мне хватило, чтобы рассмотреть моего спасителя. Как сказал бы наш режиссёр любительского студенческого театра — типичный герой-любовник в облике рыцаря. Черные волосы собраны на затылке в тугой хвост, затянутый узким кожаным плетёным ремешком с серебряными наконечниками, суровый изгиб тонких бровей, длиннющие ресницы, волевые сжатые губы, высокие скулы и маленький шрам, в виде звездочки под глазом. И, модная в наше время, трехдневная щетина, уже переходившая в небольшую бородку.
Короче, красавчик.
Встряхнув головой, чтобы отогнать от себя головную боль, я осмотрелась по сторонам и поняла, что влипла. Это была, как оказалось, первая вполне здравая мысль. Но сначала я не поверила самой себе, и попробовала втиснуть происходящее в более привычные рамки бытия, и продолжила крутить головой в поиске киномеханика, или, как его там… ну, того мужика, который кино снимает.
Наивная чукотская девочка!
Никакой съемочной группы на горизонте не наблюдалось. Зато явью были тошнотворный резкий запах крови и откровенной тухлятины, отсеченные руки и головы. И вот тут до меня дошло — нет, Светка, ты не на съемочной площадке, ты реально в этом кошмаре, и в этом кошмаре не только ты одна.