— Твоя мать умерла, и вот что она оставила после себя. Тебя. Если если хочешь знать, она никогда бы не справилась со стрессом. Бизнес терпит неудачу, и это единственная надежда сохранить эту семью!
— Ты имеешь в виду, чтобы держать его на высоте? Чтобы твоя драгоценная Мария была счастлива и чувствовала себя комфортно?
— Не говори так, Эмери, это неприлично с твоей стороны.
— Знаешь, что мне неприлично, Саймон? — я сердито шиплю в трубку телефона, чувствуя, как гнев пронзает каждую часть моего тела.
— Не надо, — предупреждает мой отец. — Ты разрушишь эту семью и опозоришь имя Харриса. Будь хорошей. Веди себя достойно. Ты выполнишь свой долг, иначе потеряешь приют, Эмери. Запомни мои слова. Я заберу его у тебя.
— Я отлично осознаю динамику власти, — шиплю я, — Если я не сделаю, как ты говоришь, пострадают безобидные и невинные животные, потому что ты откажешься им помогать, — тишина. — Я тебя ненавижу, — шепчу я. — Ты мой отец. Я всегда буду любить тебя, но я ненавижу тебя, папа. Так сильно.
Я вешаю трубку и падаю на пол посреди кухни, поскольку больше не могу стоять.
Не осталось слез, которые можно было бы выплакать, не осталось тех жутких, сотрясающих душу рыданий. Сделано. Это было окончено.
Они успешно продали мою квартиру, успешно заперли меня в клетку и выбросили ключ. Часть меня хотела, чтобы мне было все равно. Меня бы не волновал ни этот приют, ни те животные, меня не волновало бы, что случилось с наследием моей матери. Но все было не так. Меня это слишком заботило. До глубины души.
***
Я лежала на полу в гостиной и бессмысленно смотрел в окно на горизонт Редхилла, когда Мария нашла меня, а Джек следовал за ней.
Леденящий холод наполняет мои вены при виде их обоих.
— Поднимись с пола, девочка, — рявкает Мария, глядя на меня сверху вниз. — Приведи себя в порядок для своего жениха.
Моя губа скривилась от отвращения, но я развернулась с того места, где сидела, прижав колени к груди и обхватив их руками.
Я все еще была в пижаме, у меня даже не было возможности переодеться, когда сегодня утром позвонил отец и предупредил меня о продаже.
— Мария, — огрызаюсь я, даже не удосужившись поздороваться с Джеком. Его это разозлит, но я как-то переживу.
— Что ты делаешь? — спрашивает Мария, насмехаясь.
— Я иду в душ, как это выглядит по-твоему?
— Эмери, — голос Джека, резкий и властный, он вызывает у меня предупредительную дрожь.
На колени.
Между командами Атласа и Джека была разница. Огромная разница.
Один обещал удовольствие. Другой обещал боль.
И у меня было достаточно ума, чтобы понять, кто из них кто.
— Я так понимаю, ты говорила со своим отцом, — говорит Мария, и я киваю, не доверяя себе произнести слова, подтверждающие это. — Хорошо, тогда начни собирать вещи и приготовь сумку, чтобы переехать к Джеку сегодня вечером. Я поручила работникам отеля разобраться с остальными.
— У меня есть неделя.
— О нет, дорогая, — воркует Мария приторно-сладко. — У тебя даже дня нет. Джек настоял, чтобы ты переехала к нему. Сегодня он очень хотел, чтобы ты была вся в его распоряжении.
— У меня есть неделя, — повторяю. — Ты еще не владеешь мной.
— Наоборот, — смеется Мария. — Ты принадлежишь нам.
Я слышу приближающиеся шаги и оборачиваюсь. Ни один из этих людей не был безопасен, ни один из них не был добр.
Джек остается у двери, в его глазах светится блеск, обещающий исполнение угрозы, которую он высказал ранее, но сейчас он ничего не делал. Он упивался моим бессилием, танцевал от моей боли, тогда как Мария была готова показать, какую власть она имеет надо мной.