— Добрый вечер, — кое-как смог произнести Хидеки. — Ты все-таки нашла меня и здесь, Аме-сан.
— Нет преград для влюбленной девы, Хиде-кун, — весело усмехнулся Мато-сан, на что Хидеки только поморщился. — Хиде-кун даже здесь ты от своей девушки не смог укрыться…
Хидеки не успел ничего сказать, первой на его сентенцию прореагировала Кеко.
— Мы не в таких отношениях, уважаемый владелец мастерской, — поклонилась Кеко.
— Вот как? И почему? Неужели тебе не нравится, Хиде-кун?
Хидеки захотелось провалиться сквозь землю, как Мато-сан вообще мог задать такой грубый и неэтичный вопрос? Видимо, Мато-сан все-таки слишком много времени пробыл за границей. Пусть у него уже давно не было иллюзий ни по поводу себя, ни по поводу Кеко, услышать прямо, что он ей не нравится — это было слишком жестоко. Вот уж не ожидал он такого от Мато-сана — тот не мог не видеть, как Хидеки к ней относится — проницательность Мато-сана все то время, что Хидеки был с тем знаком, не давала сбоев.
В полной тишине, заткнулся даже плакавшийся на что-то Ямада-сенпай, негромко, но четко и ясно прозвучал не позволяющий никаких иных толкований ответ Кеко:
— Мне нравится Хидеки. Нравится как парень и тот, с кем хочу провести всю свою жизнь.
Нет, это неправда, это не может быть правдой, он точно ослышался! Этого не могло быть, потому что этого не могло быть!
Но, прежде чем замерший на месте, оторопевший до полного изумления Хидеки успел сказать хоть слово, разговор продолжил Мато-сан:
— Аме-сан, не слишком ли это было пафосное заявление для маленькой девочки, которая сбежит при первых же трудностях, вроде неприятия подруг, неодобрения родственников или, вон недовольного и не находящего себе места Хиде-куна, — Мато— сан повернулся и крайне невежливо ткнул пальцем в удивленное и не особо довольное ситуацией лицо Хидеки (причем недоволен он был, что Кеко, непонятно зачем припершейся к нему на работу, и сейчас выпалившей свое признание в компании коллег по работе, что самим Мато-саном, на пустом месте, затеявшим крайне неуместные смущающие вопросы).
— Может быть, и слишком пафосное, — Кеко усмехнулась на глазах, немного расслабляясь и из колючего комка нервов становясь молодой, уверенной в себе целеустремленной девушкой. — Но, — менее нервно, чем раньше, но не менее уверенно продолжила она, — Но мои намерения явные и открытые, менять их не собираюсь, и Хидеки-кун обязательно в меня влюбится!
Хидеки от таких откровений молчал, просто не нашелся что сказать. Зато Мато-сана даже не сделал паузы.
— Ладно, у меня остался последний вопрос к тебе, Кеко-чан, — уже по изменившемуся обращению можно было понять немного изменившееся отношение Мато-сана, — но этот вопрос мы обговорим без свидетелей в моем кабинете, — тише-тише Хиде-кун, ты-то не свидетель, а заинтересованное лицо, пообщаемся мы с Кеко-чан в твоем присутствии.
— Кеко-чан, — начал Мато-сан, когда он с Кеко и Хидеки оказались в его кабинетике, — ты в курсе не самых простых отношений Хидеки-сана с родственниками?
Кеко молча кивнула, ее лицо приняло довольно мрачное выражение.
— Кеко-чан, я не буду ничего говорить о родителях Хидеки-сана, но только из вежливости.
Хидеки покраснел, но промолчал.
— У него замечательная сестра! — немного запальчиво возразила Кеко.
— Это да, — вздохнул Мато-сан, но, видимо, обрел где-то остатки приличия и развивать тему не стал.
Во дворе раздался шум подъезжающей машины, разговор Ямады — семпая какой-то чуть ли невскрик, снова что-то тараторящий Ямада, снова вскрик.
— Похоже, надо бы помочь Ямаде-куну, поговорите пока без меня.
За Мато-саном закрылась дверь и Кеко с Хидеки остались наедине. Щелкнул запирающийся замок. Наедине. Еще и запертыми.
Хидеки сидел немного сбоку от Кеко, смотрел на стену за креслом Мато-сана и молчал.
Кеко время от времени бросала на него быстрые взгляды, но не прерывала его размышлений.
Наконец, Хидеки глубоко вздохнул, посмотрел на Кеко, и, явно заставляя себе, сказал:
— Аме-сан, скажи, пожалуйста, еще раз, чего ты хочешь от меня?
Почему-то разговаривать без Мато-сана, который, вообще-то, был полным незнакомцем, было раза в три сложнее, но Кеко собралась с силами и, наконец, выдохнула: