– Верю тебе, – тихо сказала она.
Варвару оставило стеснение, и она начала по-язычески раскованно ласкать мужа. За год жизни у Быкова она уже свыклась с положением бессловесной прислужницы и перестала надеяться, что время немого одиночества когда-нибудь закончится. Теперь же она отдалась воле ощущений, ещё не совсем веря, что всё это происходит с ней наяву.
– Ты мощный! – шептала она. – Вярде Шкай[3] рубит нас из разных дерев. Тебя из дуба. Ты здоровый дуб, рослый, крепкий!
Денис засмущался, услышав эти слова, но вспомнил, что жена у него нерусская, и вновь осмелел. Он поднял Варвару на руки, положил на брачное ложе, лёг рядом, стал целовать её тугую грудь и гладить тёплые нежные ноги.
Наконец, его пальцы почувствовали желанную влагу.
– Ты такой жилистый, такой горячий! – тихо сказала Варвара. – Таю, как воск…
– Вот и растай. Хочу утонуть в тебе…
– Тоже хочу тебя, очень хочу… – прошептала она. – Но… такой папась! Будь со мной осторожный, нежный!
– Я же не девственник, – успокоил её муж. – Вреда не причиню. Не робей…
Варвара помогла ему войти и тихо, сдавленно застонала.
У Быкова она казалась Денису пресноватой скромницей. Однако сейчас, на брачном ложе, тихоня выпустила на волю всех чертей, которые в ней водились. Она извивалась, как ящерица, исцарапала мужу всю спину, раза три укусила его за плечо…
И вот у Варвары быстро забилось сердце, и её будто бы свели судороги. Затем она обмякла, по всему её телу растеклось блаженство – и вскоре она ощутила в себе тепло семени мужа.
Денис отдышался и поцеловал жену.
– Как же лепо у нас всё вышло! Зря ты страшилась.
Варвара молчала, пытаясь осмыслить испытанные ей ощущения.
– Оцю пара мяльса[4]! – наконец, сказала она. – Не было у меня такого. Не было с Паксяем. Ни разу! Подруги о том гутарили, сёстры гутарили… а я не знала: верить – не верить. Теперь верю! Ты всю меня вспахал и засеял! Может, я делаюсь… пеки…
Она погладила свой живот.
– Зачнёшь? – понял Денис. – Мечтала о ребёнке?
– Ага.
– Выходит, была замужем?
– Выходит… – созналась она. – Два года жили. Два года! Но я так и не… не…
– Не понесла?
– Не я виновата! Не я! Паксяй виноват! Шкай вырубил его из трухлявого пня. Молодой был, а трухлявый. Не хочу помнить!
– Он погиб?
– Да! Татары убили! Видела мёртвого. Не подошла! Над отцом плакала, над матерью, над сёстрами… Над Паксяем не плакала. Плохо я жила у него. Плохо!
– Много бил тебя?
– Не бил. Совсем.
– Правда не любил, значит, – заключил Денис.
– И ублажить не мог. Тоска с ним был.
– Чего ж так жила-то? – прыснул Денис. – В деревне других мужиков не было?
– Паксяень родня зорко следил. Вот я и не бегала. От тебя тем паче не побегу. Ты мне люб. Грубый вид, но люб.
– Паксяй был красивее меня?
– Да, – стыдливо ответила она. – Толку-то!
Денис вспомнил, как Варвара примеривалась к нему в избе Путилы: изучала, оценивала…
– Я-то думал, это Быков тебя невинности лишил.
– Нет. Путила Борисович не трогал. И сам не трогал, и стрельцов отгонял. Для тебя берёг! Он тоже из крепкого дерева. Честный, храбрый, хороший.
– Неужто? – удивился Денис. – Многие зовут его зверем.
– Он свой Моску любит. Злодейства ради Моску творит, – возразила Варвара.
– «Свою Москву»? Ты, выходит, Русь своей не считаешь?
– Пока нет, – уклончиво ответила она.
– Что тебе тут не по душе?
– У вас жён много бьют. У нас не так. Ты меня не бьёшь? Не хочу!
– Попробую, – улыбнулся ей Денис.
– Зачем тогда нож? Что делаешь?
– Встань и принеси мне кошель! – приказал он.
Она послушно поднялась с перины, нашла кожаный мешочек с ножом и подала мужу. Денис чиркнул лезвием по затянувшейся ранке на своём предплечье и дождался, когда кровь начнёт капать на простыню. Варвара вскрикнула.